Хоть сегодня нет войны и мора, «маленький человек» в Латвии поставлен перед необходимостью элементарно выжить. Государство, увы, ему в этом не помогает. Судя по всему, не его оно спасает в суровую годину кризиса, а разве что банки. СИСТЕМА чиновничьего внутригосударственного устройства равнодушно сжирает его, такого «маленького», подобно мифическому чудовищу. СИСТЕМА тупа. Ей нет дела до простой логики: ведь она по определению самоуничтожится вместе с последним «маленьким человеком», поглощенным ее голодной пастью.
Чтобы уберечься, «маленькому человеку» приходится жить по экстремальным законам, отточенным и нашедшим свое концентрированное выражение на… зоне. «Никогда ничего не подписывай», «Выигрывай время», «Не верь, не бойся, не проси», и т.д. и т.п. Вот еще есть хорошее: «Не спеши, а главное – не горбись» – пришло на ум добавить стих Владимира Высоцкого.
Когда Наталья Рубене столкнулась с чиновничьим произволом СИСТЕМЫ, ей пришлось усвоить эти зоновские правила. Судьба этой женщины – судьба нашей современницы. Она вплетена в исторические коллизии – хоть продолжение сценария фильма «Долгая дорога в дюнах» пиши…
Долгая дорога в зону
Еще до рождения Натальи, в 1949 году, отец ее, Гастон Штраус, был репрессирован и выслан в Сибирь с семьей. Жена родила в дороге сына, да и умерла, – не дотянула, сердешная, до места назначения. Так что в Томскую область, Кривошеинский район, деревню Елизарьево Гастон прибыл с двумя малыми детьми: дочкой Алдой и совсем крошечным сынишкой Янкой. Ужасы сталинских репрессий смягчались добротой, отзывчивостью сибиряков. Немало тамошние лесоповалы навидались «кулаков». Кулак – не кулак, русский ли, латыш ли, – все одно человек божий. На семь лет – вплоть до возвращения Гастона с детьми на родину – матерью детям стала новая жена Гастона, колхозница Клавдия Ивановна Козлова.
В 1955-м родилась Наталья. Почему Клавдия Ивановна не захотела поехать с мужем в Латвию – бог весть, да только не захотела, и все тут. Гастон вернулся с Алдой и Янкой, вскоре женился в третий раз, и в этом браке родилась дочь Анита. Наталье Гастон хоть и не помогал материально, но и не забывал свою сибирскую дочку – все время звал. Всегда говорил, что любил Клавдию Ивановну более всех своих других жен, и письма его об этом свидетельствуют. Сам он в Тукумсе поселился и сейчас там живет, но в Риге ему по наследству два стареньких деревянных домишки достались: оба в Чиекуркалнсе, на улице Аугстрозес, один против другого. Живи, мол, дочка, жалко, что ли, пустующей жилплощади…
Видно, Наталье и впрямь было предначертано жить в Латвии. В начале 80-х она приехала. Да не к отцу, а по другой родственной линии. Ее молочная сестра, выйдя замуж за латыша, жила в Балви. Вот в Балви Наталья и сама вышла замуж, родила двух сыновей – Эрика и Андриса. С мужем ей ужас как не повезло – пьяницей оказался горьким, к тому же гуленой. Разошлись. Скромная, хрупкая, робкая, но работящая, не шибко грамотная, но не глупая, Наталья одна поднимала сыновей. В 1995-м отец снова позвал в Ригу, дал дочери и внукам комнатку и кухню в одном из двух своих домов на Аугстрозес (второй дом целиком отдал младшей дочери, Аните). И еще пообещал Наталье, что никто не тронет ни ее, ни ее детей, пока она не получит квартиру, ибо Наталья встала на очередь на получение муниципального жилья.
Но что тут началось! Все трое латышских детей Гастона восстали, вмиг «подружившись против» своей наполовину русской сестры. Хотя каждый имеет по дому, решили не отдавать ей ни сантиметра наследной жилплощади. Особенно свирепствовала Анита. Как-то приходит Наташа с работы – а ее и детей вещи в другой квартире дома, сырой и абсолютно не пригодной для жилья. Анита перетащила. А в ту, что дал Гастон Наталье и внукам, квартирантов пустила. От таких жилищных условий Андрис, младший Натальин сын, заболел бронхиальной астмой в тяжелой форме. Хорошо, что парню недавно удалось уехать в Англию, где он сейчас работает и лечится. Всеми силами старается как-то помочь матери и брату.
От Аниты не отставала и Алда. Собственно, Алда и выселила Наталью с племянниками, пожалев для них даже той несчастной «туберкулезной» комнатухи, которую они занимали. Алда уговорила престарелого отца поставить подпись на доверенности и получила право продать дом. И продала его, как указано в документах, за 32 тысячи латов. Надо ли говорить, что Наталья не получила из этой суммы ни сантима.
Купила дом – а было это два года назад – некая 60-летняя госпожа Кабаева. Строгой оказалась новоиспеченная хозяйка, крикливой.«Буду брать с тебя 10 латов за квадратный метр», – сразу же заявила она Наталье. Это за сырую-то чахотошную комнатуху! Хозяйка подала исковое заявление в суд о выселении Натальи с сыновьями без предоставления другой жилплощади (все как всегда. Кто бы знал, как за годы работы в соцотделе мне надоела эта фраза! – Т.Б.). Андрис уехал, шли суды, Наталья и Эрик ежедневно слышали хозяйский крик «Выкину на улицу!»
Наталья терпела и ждала. Вот-вот семье (а мать и сын – это не что иное, как семья) должны были дать квартиру – подходила городская очередь, но хозяйка «душила», не давала времени, терзая судами. До чего же безжалостные люди выпадали Наталье «по судьбе»! Им будто доставляло удовольствие травить бедную женщину и ее детей. Удивительно, до какой степени НЕ БОЯТСЯ ГРЕХА ни коварные родственники Натальи, ни хамовитая хозяйка дома, в одночасье почувствовавшая себя «госпожой», вершительницей судеб несчастной женщины и ее сына.
ОЧЕРЕДНОЙ беспредел
Выселенческие суды первое время откладывались. То по болезни Натальи (а женщина она болезненная), то по причине перегруженности судов, ибо дел много: слишком многих в этой стране выселить надо, и так уж сложилось, что специфически традиционное основное занятие латвийских судов – выселять. Наталья пыталась выиграть время, однако от «судного дня» не убежишь: суд состоялся, и выселение было назначено на 15 октября 2007 года. Но вдруг с неожиданной стороны пришла не то, чтобы помощь, но некоторое послабление. Хозяйка дома в один прекрасный день расстроилась и поутихла. Выяснилось то, чего она и сама не знала: что никакая на самом деле она не хозяйка. Дом заложен. Хозяйский зять втайне от тещи заложил дом в Парекс-банке. А банк непонятно почему проявил человечность и не спешил – согласился подождать с выселением, пока семье не дадут квартиру.
Городские очередники на получение жилья, как известно, организованы в стройные колонны. Наталья с Эриком 10 лет (десять!) отстояли в двух очередях: 12-й, которая называется «общей», и в 7-й, которая «для репрессированных». Стоять в двух очередях никогда никому не запрещалось. Год за годом, номер семьи в общей очереди двигался с тысяч на сотни, достигнув двухсотого, а номер в очереди для репрессированных почему-то почти не двигался, застряв на цифре 3659. И вдруг Наталью вызывают в пресловутый 501-й кабинет. О, это тот кабинет, в котором очередникам сообщают всякие про них новости, порой неожиданные. Там сидят чиновники Квартирного управления при Коммунальном департаменте, объединенном нынче с Департаментом среды. Начальница этих чиновников – госпожа Ария Стабиня, но с Натальей разговаривали ее подчиненные. Они объявили Наталье плохую новость: хоть, мол, ваша общая очередь и подходит, но таким, как вы, мы жилья вообще… того… не предоставляем. Не положено вам.
Чиновницы говорили путано. Как Наталья поняла из их слов, чтобы «было положено», надо было бы, чтобы Наталья заселилась в дом ДО его денационализации, а не после. И вообще в двух очередях стоять с недавнего времени нельзя. «Но ведь я никогда ничего не скрывала! Почему вы 10 лет молчали и меняете «правила игры» только теперь, задним числом?» – изумилась Наталья. Чиновницы в прения вступать не стали, а лишь торжественно объявили, что семья Рубене – мать и сын – снимаются с 12-й очереди. Правда, Наталье, так и быть, КАК РЕПРЕССИРОВАННОЙ, все-таки могут дать квартиру, оставив в 7-й очереди. Но, естественно, одной, без сына! Сын-то никакой не репрессированный! Да, он, как и мать, безработный, малообеспеченный, но ведь не репрессированный же! В общем, сыну надлежит явиться в 501-й кабинет и письменно в собственноручном заявлении засвидетельствовать добровольный ОТКАЗ от 12-й очереди. Такой же ОТКАЗ должна написать и Наталья – иначе не получит квартиру и в 7-й очереди, откуда, если не подчинится, ее выкинут столь же благополучно, сколь выкинули из 12-й.
Наталья чуть не упала в обморок. В воображении ей уже рисовалась страшная картина: как они с сыном погибают на помойке под дождем, оборванные, грязные, в обнимку с мусорным контейнером… Она взмолилась не выкидывать ее хотя бы из 7-й очереди.
Эх, Наталья, Наталья… Не надо было ей бояться подручных г-жи Стабини… Не надо было верить им и не надо было ни о чем их просить. Надо было молча развернуться и уйти, не соглашаясь ничего подписывать. Но Наталья не понимала, что вступила на территорию своеобразной чиновничьей ЗОНЫ. Зоны СИСТЕМЫ. И мать и сын, написали, конечно, требуемые «добровольные» заявления.
Цель чиновников была достигнута – СЕМЬЯ РАЗБИТА. Эрик отныне, «по бумагам», не претендовал на жилплощадь. Он совершеннолетний? Совершеннолетний. Здоровый? Здоровый. Безработный, но работоспособный. «Так пусть работает и квартиру себе покупает!» – посоветовали Наталье чиновники.
Наталье пришлось раздекларировать сына, чтобы ей дали справку малоимущей, совершенно необходимую для «репрессированной» очереди. Однако думские правила постоянно меняются. Они зыбкие, как прибрежный морской песок. ИЗ-ЗА СЫНА Наталья может теперь не получить квартиру и в «репрессированной» очереди. Чай, совершеннолетний, здоровый и работоспособный сын может и маме квартиру купить, а не только себе. На какие-то смутно-туманные, невразумательные даже для адвоката-латыша ИЗМЕНЕНИЯ к Правилам Рижской думы N 94 сослалась г-жа Стабиня, когда Наталья с адвокатом подали жалобу в суд на мошеннические действия подведомственной ей конторы в отношении городских очередников.
Как, спрашивается, теперь, познав козни антигуманной чиновничьей СИСТЕМЫ, «маленькому человеку» «со всем этим» жить, если он хочет продолжать жить по законам не зоновским, а божеским?! Предписывающим все делать не как на зоне, а строго наоборот: и верить, и бояться, и просить Его… Хотелось бы по Божеским, но как? Получится ли?
