Впервые русские средние школы собирались ликвидировать в 1932 году. Мотивировалось это так же, как и в 2004 году, заботой о детях, стремлением к интеграции. Но 75 лет назад замысел провалился. Почему же?
Спортсмены, пионеры и тысячи активистов
Сегодня трудно представить себе латышскую партию, которая протестовала бы против закона, усиливающего позицию латышского языка, категорично выступала против ликвидации средних школ национальных меньшинств и употребляла в отношении действий латышского правительства термин «националистический террор». 75 лет назад такую позицию занимала одна из двух крупнейших латышских партий — ЛСДРП.
Современные латвийские партстроители вполне могут завидовать той партии белой завистью: ныне столь многочисленных политических организаций в стране нет и не предвидится. В 1932 году в Риге насчитывалось более пяти тысяч социал–демократов, а по всей Латвии — свыше 10 тысяч. У ЛСДРП было надежное будущее — многочисленная пионерская организация. Партия имела связи на предприятиях, ее поддерживали тысячи профсоюзных активистов. Социал–демократы помнили поговорку: «В здоровом теле — здоровый дух» — свыше шести тысяч человек входило в их спортивное объединение.
В отличие от нынешних латышских партий социал–демократы делили свою партию по национальному признаку. Им успешно удавалось создавать нелатышские секции. Работали польская, еврейская социал–демократическая организация. Соцдемы, пожалуй, единственная латышская партия, которой удалось разбить «немецкий монолит» — в ЛСДРП состояли полторы сотни немцев. Русских социал–демократов в ЛСДРП было в два раза больше. Русская социал–демократическая организация имела отделения в Риге, Елгаве, в Латгалии, у нее были свои депутаты в Рижской и Лиепайской городских думах.
Но все же более 90 процентов социал–демократов были латышами. И такая партия защищала право русских использовать свой родной язык, учиться в своих школах, негодовала по поводу того, что из–за политики правых в стране усиливаются националистические дрязги!
Языковые страсти
В феврале 1932 года на дворе была холодная зима, а в Сейме стояла правая погода. На выборах 1931 года латышские правые и правоцентристские партии впервые за время существования Латвийской Республики получили большинство в Сейме. Происходило все на фоне самого страшного за весь двадцатый век мирового экономического кризиса. В обедневшей стране звучали националистические речи, новая власть занялась языковой регламентацией. 18 февраля 1932 года правительство утвердило первые в Латвии «Правила о государственном языке».
Нам бы такой закон! Ныне некоторые его статьи звучат как поэма. Например, статья четвертая: «На собраниях, в торговом сообщении, при отправлении культа, в прессе, в книжном издательстве, в учебных и воспитательных заведениях в рамках существующих законов может свободно звучать любой другой язык». На частных предприятиях обязаны были лишь принимать написанные на латышском документы от государственных институций и переводить проверяющим чиновникам на госязык свою документацию.
Тем не менее в мелочах свобода использовать языки меньшинств все же была ограничена. И это вызвало беспокойство латышских социал–демократов: националисты активизируются! Газета социал–демократов «Трудовая мысль» даже писала: «Этот закон ударит по латвийской государственности». Утверждалось, что этот закон несет раздражение и рознь. В Риге на Саркандаугаве прошло специальное собрание членов ЛСДРП, на котором осуждались языковые правила.
Соцдемы возмущались: почему мы живем не так, как в Европе? Та же «Трудовая мысль» приводила пример Чехословакии: «Таких случаев, чтобы чиновник требовал от гражданина разговора по–чешски, в Чехословакии не встретишь». В статье подчеркивалось, что в некоторых районах Чехословакии вывески вывешиваются на двух языках, в стране работает несколько вузов меньшинств и даже на банкнотах делается надпись на нескольких языках, в том числе на немецком, венгерском и русском.
ЦК партии заявил…
И хотя отменить языковые правила социал–демократам не удалось, но вот школьная реформа 75 лет назад не прошла. При первых же признаках наступления на русское и немецкое образование и нелатышские политики, и социал–демократы заняли максимально жесткую позицию. Еще в январе 1932 года «Трудовая мысль» сообщала: «Вот новый министр образования А. Кенинь объявил свою программу. Старая–престарая теория об ассимиляции меньшинств и слиянии их с народом большинства. А пока прежде всего нужно ликвидировать меньшинственные ремесленные и средние школы. Об основных школах не говорится. Их черед придет позже… Серьезно встает вопрос о ликвидации меньшинственных ремесленных школ. Они ведь, мол, не нужны, их могут с успехом заменить и латышские школы. Как будто бы меньшинственному ребенку легко будет получить техническое образование на чужом для него языке».
Газета называла Кениня ярым шовинистом, высказывала опасения, что его политика помешает повышению культурного уровня меньшинств. Использовались и более сильные выражения. Один из руководителей социал–демократов Фридрих Мендерс утверждал даже: «начинаются национальные гонения».
Споры по вопросу о нелатышских школах велись год. Осенью 1932 года к полемике с правительством премьер–министра Маргера Скуениекса подключилась «тяжелая артиллерия» социал–демократов — ЦК партии сделал специальное заявление. В нем говорилось, что в условиях усиливающегося экономического кризиса правительство стремится запугать трудящихся «не только полицейским насилием, но и националистическим террором». Социал–демократы указывали: Скуениекс хочет направить народное возмущение в русло агрессивного национализма. Результат? «Латвия превращается в арену националистических дрязг». Какова же была позиция партии? «Социал–демократия находит, что право обучать детей на материнском языке представляет собой элементарный принцип демократии». Руководители ЛСДРП делали вывод: «Латвийская социал–демократия высказывает энергичный протест против националистической политики Скуениекса и против школьной политики Кениня…» Когда протестует партия численностью более десяти тысяч человек — это серьезно.
Победоносный финал
В начале 1933 года сражение за русские школы вступило в решающую стадию. 4 февраля министр образования Атис Кенинь отстаивал в парламенте законопроект, предлагавший ликвидировать среднее образование на языках национальных меньшинств. Законопроект подвергся сокрушительной критике. Латышский учитель социал–демократ Карлис Декенс указал, что социал–демократы еще при царизме боролись за право детей учиться в школе на родном языке. «Мы не смеем отнимать у других то, за что сами боролись», — подчеркнул он.
Подавляющее большинство парламентариев проголосовали против предложения Кениня. Правительство Скуениекса тут же подало в отставку. Борьба за русские школы закончилась.
Кстати, предложение Кениня не поддержала и вторая крупнейшая латышская партия — Крестьянский союз Карлиса Улманиса. Будущий диктатор, что называется, одним выстрелом убил двух зайцев: способствовал сохранению, разумной, на его взгляд, системы образования и убирал из кресла премьер–министра сильного конкурента.
Что касается социал–демократов, это была их последняя крупная победа. Через год и четыре месяца произошел антидемократический переворот, ЛСДРП прекратила легальное существование. В 1940 году одни социал–демократы поддержали перемены, другие вскоре отправились в эмиграцию. Во время Атмоды вновь появилась ЛСДРП. Но это была уже совсем другая партия…
