В последнее время население Латвии пытаются назойливо зомбировать тезисом о равной ответственности Германии и СССР за развязывание Второй мировой войны. А ведь еще десятки лет назад были обнародованы документы, показывающие не только истинного виновника, но и тех, чья нерешительность в сентябре 1939 года не дала возможности СССР остаться нейтральным государством до конца войны!
Со знаком вопроса
Сегодня считается хрестоматийным: мировая война началась 1 сентября 1939 года нападением Германии на Польшу. Однако известнейший американский историк Уильям Ширер в книге “Крах нацистской империи” возражает против этого тезиса. Он так пишет о первом сентября 1939 года: “… Гитлер совсем не был уверен, что ему вообще придется воевать с Англией. Перевалило за полдень. К этому времени немецкие войска продвинулись в глубь Польши на несколько десятков миль. Но ни в Лондоне, ни в Париже не было произнесено ни слова о том, что Англия и Франция торопятся выполнить свои обязательства перед Польшей”.
На нападение Германии на Польшу Англия и Франция ответили не военными действиями, а дипломатическими переговорами. Британский посол Гендерсон сообщал в Лондон: “После заседания рейхстага Гитлер может назначить мне встречу, чтобы в последний раз попытаться сохранить мир”. Бешеную активность по приказу Муссолини развил итальянский МИД. Дело в том, что в отличие от фюрера дуче панически боялся войны. Когда вечером 1 сентября по техническим причинам прервалась телефонная связь между Италией и Великобританией, в Риме решили, что война уже началась, и пришли в ужас. Всю субботу 2 сентября пожилой итальянский посол в Берлине Аттолико, утирая пот, бегал от Риббентропа к британскому послу Гендерсону и обратно. Надеясь на удачный для себя исход сложной политической игры, Гитлер нервничал, временами у него сдавали нервы. 1 сентября шведский дипломат Далерус (еще один кандидат в посредники) видел, как канцлер Германии попросту впал в истерику.
В Париже и Лондоне решали: воевать или не воевать. Рим искал пути примирения Лондона и Берлина, о Советском Союзе никто не думал. А нового Мюнхена не получилось. 3 сентября Англия и Франция объявили Германии войну (причем французский МИД пытался хоть на час оттянуть неприятную процедуру). Только тут Гитлер поздно вечером вспомнил о СССР и послал в Москву депешу своему послу Шуленбургу. Указания рейхсканцлера послу и реакция Москвы на обращение немецкого дипломата очень многое объясняют.
Момент истины
Гитлер придавал столь серьезное значение своей телеграмме, что потребовал от Шуленбурга расшифровать инструкции лично, не показывая их даже ближайшим сотрудникам. Что же сверхсекретного в них было? Гитлер сообщал своему послу: “Мы совершенно уверены в окончательном разгроме польской армии в течение нескольких недель… Пожалуйста, обсудите немедленно с Молотовым, не предпочтительнее ли для русских выступить в нужный момент против Польши и оккупировать эту территорию. Мы считаем, что это не только облегчит наше положение, но будет также в духе соглашения, подписанного в Москве”. Вдумаемся: оказывается, пакт Молотова–Риббентропа и секретные протоколы абсолютно ничего не решали! В этих документах не было ничего, кроме абстрактных тезисов о зоне интересов. Советский Союз ничего не обещал Гитлеру. И Гитлер во время войны не мог потребовать соблюдения договоренностей. Ибо никаких договоренностей просто не было. Поэтому посол Шуленбург и мог действовать исключительно методом убеждения и ссылаться на некий бесплотный дух соглашения. Вот только убедить в чем-либо Молотова мог Сталин, но никак не посол нацистской Германии.
Сталин же не спешил идти навстречу нацистам. Лишь 5 сентября Молотов дал Шуленбургу расплывчатый ответ — “время еще не пришло”. Словом, используя ставшее ныне популярным выражение, Гитлер получил от Сталина не военную помощь, а от мертвого осла уши. Причем фюрер после случившегося не стал даже впадать в истерику, настолько логичным было поведение советского лидера.
Вторая мировая война могла закончиться очень быстро. А Советский Союз вполне способен был остаться нейтральным государством. Но дальнейшие события развивались неожиданно и нелогично.
Франко–британский апофегей
Основные силы вермахта вели бои в Польше. Между тем на Западе перевес франко–британской коалиции над немецкими войсками был подавляющим. Испуганный Муссолини еще 1 сентября сообщил Гитлеру, что в такой ситуации он в войну не вступит. Казалось, нацизм обречен, а авантюра Гитлера провалится в считанные дни. Но французы и англичане к изумлению всего цивилизованного мира пребывали в трусливом бездействии.
В заключенной 19 мая 1939 года франко–польской конвенции четко говорилось: французы должны начать наступательные операции уже на третий день после мобилизации. То есть уже 4 сентября французы должны были наступать. Но в конце августа французский главком Гамелен перетрусил еще больше, чем Муссолини, и начал внушать своему правительству, что наступление возможно лишь… через два года, да и то лишь в том случае, если американцы подбросят оружия. В начале сентября немецкие генералы искренне недоумевали: “Почему Англия и Франция бездействуют?” Позднее на Нюрнбергском процессе генерал Йодль признал: “Если мы не потерпели крах в 1939 году, то только благодаря тому, что во время польской кампании приблизительно 110 французских и английских дивизий, дислоцированных на Западе, ничего не предприняли против 23 немецких дивизий”.
Союзники не только “кинули” Польшу, но и губили собственное будущее. Пройдет всего 9 месяцев, и англо–французской коалиции придется воевать с Германией уже при равной численности. Что закончится для Франции крахом. А в сентябре 1939 года немецкая армия победоносно шла по Польше. Уже 5 сентября генералы Гальдер, фон Бок и фон Браухич пришли к выводу: эта война выиграна. 6 сентября пал Краков, 8 сентября немецкие танки достигли окраин Варшавы, в середине сентября подошли к Бресту. Москва должна была либо действовать, либо отдать Западную Украину и Западную Белоруссию Гитлеру. Реакция западных стран на энергичные действия СССР была сдержанной. Министр иностранных дел Великобритании лорд Галифакс так рассуждал в палате лордов: “Будет справедливым напомнить две вещи. Во–первых, советское правительство никогда не предприняло бы такие действия, если бы германское правительство не начало и не показало пример, вторгшись в Польшу без объявления войны. Во–вторых, следует напомнить, что действия советского правительства заключались в перенесении границы по существу до той линии, которая была рекомендована во время Версальской конференции лордом Керзоном”.
Демонизировать СССР начали через десятки лет.
Причины и последствия
Почему же сегодня хотят вменить ответственность за развязывание войны и на СССР? Слишком для многих она выгодна или привлекательна. Немцам приятно разделить ответственность за прошлое и из единственного зачинщика войны превратиться лишь в одного из агрессоров. Версия “двух зачинщиков” отвлекает внимание от позора Франции в 1939–1940 году. Как справедливо указывает в книге “За что и с кем мы воевали” депутат госдумы России Наталия Нарочницкая: “пакт Молотова–Риббентропа 1939 года является крупнейшим провалом английской стратегии за весь ХХ век, и его всегда будут демонизировать”.В странах Балтии отношение к прошлому порой зависит от личной биографии человека, а копание в этих биографиях способно порождать даже дипломатическую перебранку. Недавно, говоря о том, почему президенты Литвы и Эстонии не приехали в Москву на празднование 9 мая, замминистра иностранных дел РФ Владимир Чижов напомнил, что один из двух этих президентов “является единственным живым главой государства, воевавшим на стороне немцев”. Чижов имел в виду Валдаса Адамкуса. В 1944 году он имел фамилию Адамкавичюс и находился на фронте в составе 2–го полка “армии защиты родины”. Под Паневежисом его полку пришлось прескверно. Адамкус, как явствует из его мемуаров, спасся только потому, что сумел забраться в эшелон с немецкой техникой и уехать вместе с ней. Ныне в Европе вспоминать о прошлом Адамкуса не принято. И слова Чижова не понравились главе литовского МИДа. Он даже назвал их “неприличными и циничными”. Такая вот логика: русских оккупантами называть можно, а вот говорить о прошлом Адамкуса — неприлично.
