Виталия Борисовича Каркунова – художника и педагога – не стало. Но не будет некрологов в центральной прессе. Сюжетов на телевидении и документальных фильмов тоже не будет. Хотя таких, как он, с каждым годом все меньше и меньше. Понемногу уходят. И мы сиротеем.
Виталий Борисович Каркунов родился 21 ноября 1925 года в Харькове. В 1946 году, вернувшись с фронтов Второй мировой, окончил художественную школу в Киеве, а в 1954 году – отделение станковой живописи Латвийской академии художеств. Еще будучи студентом академии, возглавил студию изобразительного искусства при Доме культуры профсоюзов в Риге.
При мне эта студия располагалась под самой крышей здания на Амату, четыре и в просторечии именовалась студией Каркунова. К ней вела изумительно крутая винтовая лестница, а из ее окон открывался необычный вид. Буквально напротив, на самом карнизе, сидел мальчик, нога на ногу, с книжкой на коленях. Он и теперь там сидит, увлеченный чтением, и свободной рукой почесывает затылок.
Больше сорока лет руководил Виталий Борисович этой студией. Сотни любителей, десятки профессиональных художников, подобно мальчику на карнизе, замирали перед мольбертами, и только мелкие движения карандаша или резинки выдавали в них присутствие жизни.
В студию мог прийти каждый, но оставались только самые стойкие. Наградой за стойкость был профессионализм. Каркунов не выдавал «свидетельств об окончании», но в мире художников его имя и слово значило примерно то же, что имя Мерлина в мире волшебников. Да Каркунов и был волшебником. Половина латвийских художников гордится тем, что он поставил им руку. Другая половина тщательно это скрывает.
Сорок лет Виталий Борисович обучал студийцев искусству рисунка, нередко исправляя вывихи академического образования. Вместе с Абрамом Быковым, а после его отъезда практически в одиночку, противостоял тенденции отказа от рисунка как основы художественной грамоты, базы художественного мастерства.
К сожалению, студия Каркунова погибла. Сгорела в горниле «новых времен», как и все, что держалось на чистом энтузиазме. А Каркунов продолжал работать.
Еще в 1954 году, сразу же после окончания Академии художеств, он поступил преподавателем рисунка в Рижское училище прикладного искусства и оставался верен этому учебному заведению более полувека, до конца своей жизни. Его школу прошли едва ли все нынешние латвийские керамики, текстильщики, декораторы, художники по дереву и металлу.
Мы почти не знаем Каркунова – художника, но глубоко чтим его как педагога. Так уж сложилась его судьба. В своем подходе к обучению рисунку Виталий Борисович держался методы Чистякова. Павел Петрович Чистяков, профессор Петербургской академии художеств, был учителем таких выдающихся художников, как Репин, Суриков, Поленов, Врубель, Серов. От Каркунова я впервые услышал слова Врубеля: «Рисуй по четыре часа каждый день и тогда поймешь, что к чему… Может быть».
– Рисуй не похоже, а правильно, – повторял он студентам. – Нарисуешь правильно, будет похоже. И тут же показывал, как это – «правильно».
Он был строг и требователен, скуповат на похвалу. Но его «молодец» подымало до небес. Уж коли сам Каркунов похвалил, можно не сомневаться. Однажды принес ему свой уже прошедший испытание курсовик о Милюкове (я тогда еще учился на историческом), попросил прочесть и с замиранием сердца стал ждать. Что-то скажет Виталий Борисович?
– Это по-русски написано, – произнес он, возвращая мне работу. И мое сердце остановилось. От счастья.
Именно Каркунов привил мне пиетет не только к русскому, но и к латышскому изобразительному искусству. Плутая между мольбертами, он обыкновенно (но необыкновенно артистично) рассказывал о старых и новых мастерах, делился своими взглядами на искусство и его задачи. В перерывах показывал альбомы, открытки и вырезки из журналов, которых у него было неимоверное количество. Что-то комментировал, что-то демонстрировал так, для полноты картины.
Когда кто-нибудь приносил свои работы, на полу возникала передвижная выставка, и можно было сойти с ума от точности его взгляда и тонкости суждений. Не многие решались на подобный эксперимент.
Я робел перед ним. Несмотря на свой маленький рост, он казался мне исполином.
При всем при этом он был удивительно непритязательным человеком. Скромность его до сих пор служит мне укором. Имея столько талантливых учеников, Виталий Борисович так никому и не позволил написать его портрет. Он категорически отказывался давать интервью и зарубил даже предъюбилейную публикацию о нем.
Может быть, его коробил неизбежный в таких случаях пафос? Но из песни слов не выкинешь. Виталий Борисович был и останется для меня одним из самых надежных жизненных ориентиров. Я всегда буду гордиться принадлежностью к числу его учеников. Принадлежностью к его академии. Академии Каркунова.
