Несмотря на то, что до парламентских выборов осталось больше года, в последнее время в русской прессе регулярно появляются статьи, носящие откровенно предвыборный характер. Они отличаются тем, что авторы, стремясь донести до потенциальных избирателей свои идеи, проявляют склонность к резкости в своих высказываниях, категоричности суждений, представлению политической реальности в черно-белом цвете.



В качестве примера сошлюсь лишь на два материала: интервью с активистом «Центра согласия» Эдмундсом Каралюнсом в «Вестях» 4 августа и статью одного из лидеров этого объединения Яниса Урбановича в «Часе» 5 августа. В своем интервью г-н Каралюнс провозглашает: «…если сегодня все пустить на самотек, если отдать население в лапы национал-радикалов, то завтра, когда народ прозомбируют, вернуть его в русло конструктивности, вернуть его к здравому смыслу будет крайне сложно». О том же, по сути, говорит и г-н Урбанович, характеризуя своих потенциалных избирателей:

«… согласие нужно тем русским латвийцам, которые… вопреки бездарной политике государства и подстрекательству национал-радикалов всех мастей … стали неотъемлемой частью и гордостью Латвии».



Практически во всех своих выступлениях представители «Центра согласия» основным аргументом в пользу своего объединения выдвигают страшилку о том, что альтернативой согласию является национал-радикализм. И носителями этого национал-радикализма среди влиятельных политических и общественныж сил, активно работающих с русской культурной и лингвистической общиной, являются, по-видимому, прежде всего ЗаПЧЕЛ и Штаб защиты русских школ.



Имея непосредственное отношение к обеим упомянутым организациям, чувствую, что это и от моих лап г-н Каралюнс хочет уберечь латвийский народ. Будучи, как и г-н Каралюнс, активным противником зомбирования населения, в частности, читателей русской прессы, я решил последовать его примеру и «изложить свою позицию по ситуации в стране». А проще говоря, чувствую необходимость прояснения для широкой публики, в чем состоит наш, прежде всего штабной, радикализм. Впрочем, подчеркну, что данная статья отражает личную точку зрения автора.



Прежде всего предлагаю по отдельности проанализировать на предмет радикальности цели Штаба защиты русских школ и методы их достижения.



Радикальные цели?



Радикальной целью Штаба защиты русских школ остается сохранение системы полноценного образования на русском языке при одновременном радикальном улучшении качества преподавания латышского языка. Нам противопоставляют как аксиому то, что полноценно овладеть латышским только на уроках латышского языка невозможно. Однако даже среди русских, активно поддерживающих реформу, немало тех, кто признается, что язык освоил главным образом в общении со своими латышскими друзьями. Почитайте хотя бы статью учительницы Людмилы Сочневой в «Диене» от 5 августа. Яростно-умилительно защищая реформу, г-жа Сочнева признает, что сама она выучила язык благодаря тому, что ее латышские друзья говорили с ней по-латышски и исправляли ее ошибки.



Вот и Штаб выступает за то, что не русскую школу надо уничтожать, а улучшать качество преподавания латышского языка и создавать условия для укрепления дружеских отношений между латышскими и русскими детьми, да и не только детьми, ведь среда для «внеклассного» освоения языка есть практически везде. Только надо перестать использовать язык в качестве дубины. Радикальны ли эти цели? Безусловно, радикальны – для правящего этнократического режима. Для здравомыслящего человека очевидно, что мы не требуем ничего, что выходит за рамки, как сейчас принято говорить, общечеловеческих ценностей и демократических принципов, признанных в Европейском Союзе.



В последнее время Штаб критикуют за то, что он вышел за рамки чисто школьных проблем и поддерживает политические требования предоставления всем негражданам права голосовать на муниципальных выборах, а также полноценного соблюдения Рамочной конвенции о защите прав нацменьшинств, включая придание русскому языку статуса официального на уровне самоуправлений. Что ж, мы вынужены были расширить наши требования, убедившись, что режим остается глух к голосам десятков тысяч детей и их родителей. Как отметила в своем интервью Илзе Брандс-Кехре («Вести», 22 июля): «В любом государстве, если готовится реформа, которая не принимается людьми, она фактически не проходит. Очень глупо и опасно такую реформу проталкивать, ведь она не включает, а отталкивает тех, кому адресована».



Мы убедились, что без изменения сегодняшней политики правящего этнократического режима нам с реформой не совладать. И в этом мы, безусловно, радикальны для этого режима при том, что никогда ни Штаб, ни ЗаПЧЕЛ не выступали ни против независимости латвийского государства, ни против латышей, ни против латышского языка. Мы всего лишь добиваемся соблюдения Сатверсме, где записано: «Власть в Латвии принадлежит латвийскому народу».



Отвечая на вопрос, который в заголовке своей статьи задает г-н Урбанович, отвечу: «Мы – за согласие, но только после того, как добъемся равноправия, когда перестанем в глазах правящего режима быть «никем», как честнее всего выразил отношение к нам г-н Добелис». А пока что меня не очень вдохновляют призывы г-на Каралюнса: «Нам пора уже понять, что все мы – в ЕС, цвет паспорта, этническая принадлежность отходят даже не на второй, а на десятый план».



Штаб и ЗаПЧЕЛ регулярно упрекают в том, что они раскалывают общество, пропагандируя идею двухобщинности. Впрочем, то, что общесто сейчас по факту является двухобщинным, признают практически все. Каким оно будет в будущем? На мой взгляд, в настоящий момент ответить на этот вопрос невозможно. Оно может так и остаться двухобщинным при конструктивном и дружеском взаимодействии двух общин, может стать единым, когда связи между общинами переплетутся настолько, что трудно будет выделить интересы, касающиеся сугубо одной общины, а скорее всего оно станет космополитичным (здесь я согласен с г-ном Каралюнсом), мультикультурным, существующем на основе гражданского согласия.



Так что цели у нас с «Центром согласия» во многом совпадают. Мы – за согласие. Только не «здесь и сейчас, во чтобы то ни стало», а после достижения реального равноправия в своей стране. Сначала – равноправие, потом – согласие.



Радикальные методы?



Несмотря на очевидный национал-радикализм Штаба в постановке своих целей, когда речь заходит о методах достижения этих целей, национал-радикализм, я бы даже сказал, экстремизм Штаба разрастается до совершенно несуразных размеров.



И здесь мы расходимся со своими соратниками по долгосрочным целям из «Центра согласия» весьма существенно. Еще раз процитирую г-на Урбановича: «Прагматизм, умеренность и диалог – это единственный реальный путь решению национальных проблем». И г-н Каралюнс также надеется на то, что: «Центру согласия» удастся объяснить – в том числе и латышской общественности – абсолютную лояльность русскоязычных латвийскому государству».



Что ж, Штаб также выступает за диалог. Только за подлинный диалог, а не за его имитацию. Такую, как в пресловутом Консультативном Совете, участие в котором г-на Пименова (действительно, тяжелое и малоприятное, как отмечает г-н Урбанович) позволило властям выставлять перед иностранными наблюдателями и комиссарами «деятельность» этого Совета как пример диалога о целесообразности реформы. Более того, мы убеждены – рано или поздно подлинный диалог начнется. Ибо известно, что даже любая война заканчивается переговорами, а у нас, слава Богу, нет сил, заинтересованных в переходе этнического конфликта в горячую стадию. Мы в любой момент готовы приступить к истинному диалогу, с этой целью уже на Первом съезде защитников русских школ была сформирована переговорная группа, Второй съезд подтвердил ее полномочия.



Однако до тех пор, пока власти не готовы к такому диалогу, мы считаем целесообразным и необходимым продолжение акций ненасильственного сопротивления в рамках закона, проявляя тем самым свою активную гражданскую позицию и небезразличие к тому, что происходит в стране. Мы так же, как и г-н Каралюнс, не хотим «мириться с политическим инфантилизмом общества», считая его «весьма опасным для государства в целом».



Почему же мы считаем наши методы более обоснованными, чем методы, предлагаемые «Центром согласия»? К сожалению, лидеры этого объединения в своих выступлениях не дают внятного обоснования тому, почему предлагаемый ими путь разъяснения своих идей является наиболее эффективным. В обоснование нашего подхода я постараюсь привести и исторически, и психологические (что мне ближе в соответствии со своей профессией) обоснования.



Не являюсь историком, тем не менее с историческими аналогиями, как мне кажется, все достаточно очевидно. Остановлюсь лишь на двух.



Первый пример – хрестоматийный. Как была завоевана латвийская независимость? Да, существующий режим к тому времени значительно прогнил, в том числе и в Латвии, но сам по себе он еще долго бы не рухнул. Если бы не волна народного протеста, не подлинный подъем активности народных масс, любой диалог, любые разъяснения права латвийского народа на независимость очевидно оказались бы малопродуктивными и лишь привели инициаторов такого диалога в места не столь отдаленные.

Второй пример – совсем свежий – оранжевая революция на Украине. Если бы сторонники Ющенко продолжали «цивилизованно» разъяснять властям несправедливость проведенных выборов, многого бы они добились?

История подтверждает, что сами по себе правящие режимы отнюдь не склонны расставаться со своими привилегиями.



Я сознательно не касаюсь финансовой подоплеки революционных событий и в Латвии, и в Украине, которая, несомненно, сыграла чрезвычайно важную роль, тем не менее, очевидно, что без искреннего отклика широких народных масс никакие деньги не позволили бы совершить столь крутой поворот в развитии страны.



Предвижу обвинения: «Вот-вот, вы, штабисты, только и ждете, чтобы вам подбросили денег на манипулирование массами и, о ужас, несчастными детьми».

Увы, денег, хоть сколько-нибудь сравнимых, например, с украинскими или с теми, которые сейчас выделяются на реализацию аналогичного сценария в Белоруссии, у нас нет. Но надо отметить, что в скудности финансовой поддержки на начальном этапе есть и определенная польза для движения. Халявные деньги развращают (свежий пример – скандал с сыном Ющенко, который вдруг как-то очень легко стал мультимиллионером и стал вести подобающий своему состоянию образ жизни). Халявные деньги отвлекают внимание от повышения качества движения сопротивления. А так мы вынуждены постоянно думать о том, как малыми средствами подвигнуть на активное проявление своей позиции всех неравнодушных людей, убедить народ в том, что, во-первых, добиться достойных условий жизни для себя в своей стране возможно, во-вторых, добиться этого можно, если не ограничиваться осуждением этнократического режима на кухне, а активно демонстрировать свое несогласие с дискриминационной политикой властей.



Немного теории



Для психологического обоснования методов Штаба защиты русских школ позволю себе небольшое отступление и приведу вкратце основные положения подхода, который использовал классик современной психологии Эрик Берн для описания взаимодействия между людьми в любых жизненных ситуациях.



По Берну, обращаясь к другому человеку, мы обычно неосознанно выбираем для себя и предлагаем другому одно из трех состояний нашего «Я»: позициии Родителя, Взрослого или Ребенка. Общение в каждой из трех позиций происходит по своим правилам:



Родитель: автоматически оценивает, критикует, не сомневается, за все отвечает, со всех требует, осуждает, указывает, как правильно (этот вариант поведения Берн обобщенно называл Критическим Родителем), а также учит, заботится, воспитывает, поддерживает, хвалит, защищает, помогает (вариант Заботливого Родителя).



Взрослый: трезво рассуждает, тщательно взвешивает, логически анализирует, свободен от предрассудков, не поддается настроению, действует раскрепощенно, по-деловому, объективно, внимательно, заинтересованно, прислушивается к собеседнику, открыто задает вопросы, выдвигает и выбиранет альтернативы.



Ребенок – здесь Берн выделил три варианта поведения:

Приспосабливающийся или Адаптивный Ребенок осторожен, боязлив, сдержан, думает о последствиях, покорен, скромен, следует правилам, легко обижается, стремится к одобрению со стороны окружающих, частенько испытывает чувства стыда и вины,

Бунтующий Ребенок протестует против более сильных и авторитетных, капризничает, своенравен, заводит других, строптив, невежлив, склонен противоречить, легко проявляет гнев и агрессию,

Свободный Ребенок безудержен, эмоционален, непредсказуем, импульсивен, свободен от догм, творчески проявляет себя, не заботится о реакции окружающих людей, игрив, любознателен, хитер, излучает избыток энергии, нетерпелив, раскрепощен, открыт, весел, естественен, эгоистичен.



Все три состояния «Я» представлены у каждого человека, различия существуют лишь в частоте появления, легкости возникновения того или иного состояния. Названия состояний «Я» условны и с возрастом непосредственно не связаны.



В одних ситуациях преимущества дает одна позиция, в других – другая: наказывать лучше удается с позиции Критического Родителя, развлекаться – с позиции Свободного Ребенка. Человек, вступающий в общение, невольно выбирает выгодную для себя позицию и предлагает определенную позицию партнеру. Собеседник либо принимает, либо не принимает предложенное состояние – обычно тоже неосознанно. Принятие предложенной позиции в той или иной степени ставит человека в психологическую зависимость от другого. Умение анализировать взаимоотношения между тремя позициями в общении позволяет более точно улавливать скрытый смысл сказанного, быстрее определять подлинного инициатора диалога, лучше видеть стратегию и тактику сторон.



Если один из собеседников выбирает позицию Родителя, он часто адресуется к позиции Ребенка своего визави. Если второй собеседник «принимает» это предложение и обращается из позиции своего Ребенка к позиции Родителя первой стороны, разговор обычно протекает гладко и, как отмечал Берн, «может продолжаться бесконечно долго» (см. Пример 1).



Если же второй собеседник не принимает предложенной первым психологической позиции, возникает конфликт, и диалог временно прерывается. Дальнейшее его возобновление зависит от того, какой из сторон удастся настоять на выгодных для себя позициях (см. Пример 2).



Пример 1: Р Р

А (критически): “Ты что, часы забыл?” В В

Б (оправдываясь): “Нет, не забыл, но я раньше не мог.” Д Д



Пример 2: Р Р

А (нейтрально): “Который час?” В В

Б (агрессивно): “Ты все еще не купил себе часов ?” Д Д





Исходя из какой психологической позиции будем вести диалог с властями?



Теперь используем приведенную классификацию для анализа возможного диалога с властями. Позиция властных структур особенно наглядна в вопросе школьной реформы – вместо обсуждения целесообразности реформы нас потчуют многочисленными разъяснениями, поучениями, указаниями, как надо поступать правильно. Все это характерно для позиции Родителя, в большей степени его Критической субстанции. В ответ ожидается позиция Приспосабливающегося Ребенка, которая и проявляется, например, в виде умилительных рассуждений о полезности реформы таких учителей, как цитируемая выше г-жа Сочнева, и бодрых рапортов многих директоров русских школ об успешности ее внедрения.



Какую позицию занимал Штаб и с какой позиции проходили многотысячные протесты против реформы в прошлом году? На мой взгляд, сейчас очевидно, что это была позиция Бунтующего Ребенка. Штаб безответственно писал в своих листовках о том, что очередной акцией «забьет последний гвоздь в гроб реформы», хотя уже тогда многим было ясно, что предстоит долгая и упорная борьба. Штаб проводил многочисленные, не всегда хорошо подготовленые акции, заботясь главным образом об их внешней яркости и эмоциональности. В полном соответствии с этим и многотысячные протесты населения были в значительной мере не осознанным проявлением активной гражданской позиции, а поверхностным эмоциональным всплеском недовольства по поводу происходящего в стране. Слабость обеих позиций – и Приспосабливающегося, и Бунтующего Ребенка – в том, что обе они, по сути, являются не самостоятельными, а реактивными на поведение Родителя, и поэтому неустойчивыми. И когда быстрых результатов не последовало, многие наши сторонники разуверились в успехе – мол, все равно ничего не изменится. Не скроем, и из Штаба ушли многие активисты, чей эмоциональный заряд быстро закончился, когда стало очевидным, что штурм реформы не получился.



Но большинство людей осталось. Остались те, кто уже не может отойти в сторону и пассивно наблюдать со стороны за происходящим. Да, многие из нас приходили в Штаб на эмоциональной волне, в том числе и для того, чтобы «поиграть в войну». Но те, кто продолжает сейчас работать в Штабе, делают это исходя из своего осознанного, осмысленного выбора, тем более, что эта работа не сулит никаких финансовых дивидендов, а вот головной боли приносит предостаточно. За время существования Штаба мы стали гораздо «взрослее» – в смысле своего гражданского участия в жизни общества. Сегодня мы не поддаемся эмоциям, а делаем хладнокровный выбор в пользу продолжения сопротивления. Нас меньше, чем год назад, но мы стали гораздо сильнее, сплоченнее и закаленнее. Это как раз тот вариант, когда за одного битого двух небитых дают.



Нас сейчас больше заботит качество сопротивления, мы стремимся к тому, чтобы оно было в первую очередь осознанным, пусть и не столь многочисленным, как раньше. И если сегодня мы сможем подвигнуть некоторую часть наших сторонников на осмысленное участие в акциях ненасильственного сопротивления – в рамках закона, их количество неизбежно будет прирастать, когда создастся критическая масса граждански активных людей, для которых та степень «радикализма», в которой нас сегодня упрекают все кому ни лень, станет нормальным проявлением своей гражданской активности.



Соответственно, и диалог с властями мы готовы вести на равных, на уровне Взрослый – Взрослый. И нет ничего удивительного в том, что до реального диалога дело пока не доходит, сначала необходимо утрясти несоответствие в позициях, иначе стороны просто не услышат друг друга, разговаривая, по сути, на разных языках: власти из позиции своего Родителя обращаютсятся к нашему Ребенку, мы же пытается говорить на уровне Взрослый – Взрослый.



Переходя на позиции Взрослый – Взрослый, мы выходим из контекста психологической игры, когда государственные инстанции делают вид, что проводят реформу, а учителя и учащиеся – что они ее выполняют. Термин «игра» здесь не дожен вводить в заблуждение: еще Эрик Берн убедительно доказывал, что игры, которые заходят слишком далеко, нередко заканчиваются в сумасшедшем доме или в морге. Так и сейчас речь идет о жизни и смерти русского образования в Латвии.



С позиции Взрослого мы выстраиваем свой контекст равноправных взаимоотношений с властными структурами. Не удивительно, что такой переход вызывает конфликт, противостояние. И одно из главных обвинений, которые нам предъявляют, – мы раздуваем этнический конфликт, порождаем межнациональную рознь.



Конфронтация всегда контрпродуктивна?



Давайте все же разберемся, всегда ли конфронтация заведомо негативна. Опять обращусь к своему профессиональному опыту. Много лет занимаясь разнообразными психологическими и бизнес-тренингами, я хорошо усвоил законы групповой динамики. Согласно этим законам, любая группа в своем развитии и общении с окружающей средой последовательно проходит несколько фаз в своем развитии.

На первом этапе, который носит название Формирования, группа хорошо управляема, участники присматриваются друг к другу, ищут свое место, ведут себя осторожно, прикидывая свои шансы, стараются «не высовываться», обычно послушно выполняют указания тренера. Даже если им что-то не нравится, участники группы предпочитают действовать так, как «полагается», демонстрируя социально-одобряемое поведение. Активность группы при этом невысока, все ждут инициативы от тренера.



Если тренер слишком авторитарен или не уверен в себе и боится конфронтировать с группой, он может весь тренинг провести на уровне Формирования группы. Я называю такой тренинг «работой на торт»: в конце все будут довольны, что все прошло гладко, всем было приятно, и в благодарность участники подарять тренеру торт, подобно тому, как Эвии Папуле был вручен приз за выдающийся вклад в интеграцию общества при проведении школьной реформы.

Однако толку от такого поверхностного тренинга немного. Если ситуации и темы занятий не прожиты, НЕ ПЕРЕЖИТЫ, если участники эмоционально не включились в работу, эффект тренинга – новые знания и умения – выветрится через пару недель.



Честно работающий тренер понимает, что для достижения устойчивых результатов, например, реальных поведенческих изменений, если это поведенческий тренинг, группа должна пойти вторую фазу – Конфронтации. На этой фазе резко возрастает активность и самостоятельность группы, участники начинают гораздо критичнее относится к тому, что предлагает тренер, спорят, самоутверждаясь, соперничают с ним и между собой, выражая свои индивидуальные интересы. Если на первом этапе группа довольно однородна, то на втором участники ведут психологическую борьбу, стараясь закрепиться на выгодных для себя позициях в структуре группы. Если тренер не выдерживает соперничества с группой, загоняя ее своим давлением обратно на первую стадию, или, наоборот, начинает подстраиваться под желания участников, выпуская «вожжи из рук», группа распадается, по крайней мере, как рабочее сообщество, объединенное целью научиться чему-либо новому и полезному.



Если же тренер не теряет управления конфликтом, он помогает группе быстрее пройти фазу конфронтации, т.к. она является далеко не самой благоприятной для обучения, – активность группы высока, но участники слишком эмоциональны – и перейти на фазу Нормирования. Эта фаза наиболее продуктивна для обучения: ролевой состав группы утрясается, внимание участников переключается с борьбы на сотрудничество и с тренером, и между собой, они осознают, что в конце концов пришли на тренинг не для того, чтобы «драться», а для того, чтобы получить новые знания, овладеть новыми навыками и умениями. Но чтобы прийти к этому сотрудничеству, необходимо прожить стадию Конфронтации, в ходе которой группа взрослеет, становится более зрелой.



Аналогичным образом задача родителей состоит в том, чтобы не задавливать ребенка, когда он вдруг начинает на все говорить «нет», хоть это бывает очень тяжело. Тот, кто не научился говорить «нет», не способен и на полноценное «да», он так и останется человеком зависимым, не имеющем своей самостоятельной жизненной позиции.



Возвращаясь к взаимоотношениям Штаба и всех активных неравнодушных людей, с одной стороны, и государства, с другой: да, сейчас мы находимся на стадии конфронтации, и только когда мы ПЕРЕЖИВЕМ ее, можно будет перейти к сотрудничеству на уровне Взрослый – Взрослый. Что значит переживем? Это означает, что общество в целом дозреет до активного проявления своих жизненно важных интересов, и государство осознает (вероятно, не без помощи Европы), что задавить оппозицию репрессиями оно не в силах – по большому счету оппозиционеры ничего не нарушают – а дальнейшее противостояние ведет развитие всего общества в экономический, социальный и политический тупик.



Насчет опасности конфронтации – действительно, неуправляемый конфликт опасен, однако Штаб всегда уделял этому аспекту повышенное внимание и доказал, что способен удерживать ситуацию под контролем. У нас нет оснований полагать, что с нашей стороны мы не сможем контролировать ее и впредь. Однако если государство предпримет провокационные действия, например, ужесточит Закон о гражданстве, никто не сможет поручиться за то, что не появятся такие Бунтующие Дети, что Штаб по сравнению с ними покажется «белым и пушистым».



Штаб ничего не добился, значит его стратегию и тактику надо менять?



На это указывает Янис Урбанович: «Как известно, протесты противников реформы закончились ничем». Ну, во-первых, они не закончились, во-вторых, для того, чтобы оценить, чего добился Штаб, логичнее сравнивать с тем, что было бы, если бы не было никаких протестов. Кто-нибудь сомневается, что сейчас мы бы жили не при формальных 60:40, а при греющих душу правящей коалиции (и прежней, и нынешней) 90:10? Не склонен преувеличивать достижения Штаба, тем не менее сошлюсь на статью Александра Малнача («Час», 26 июля), в которой он приводит объективный, на мой взгляд, анализ ситуации. Процесс, как говорится, идет. Вспомните, если многие вещи ещё год назад казались абсолютно кощунственными (например, призывы о восстановлении гражданства для всех постоянных жителей Латвии и о придании официального статуса русскому языку, прозвучавшие на Первом съезде зашитников русских школ), сегодня уже никого не удивляют.



Но вот с выводами г-на Малнача согласиться никак не могу: «…людям попросту надоели бесконечные протесты. Люди хотят праздника. Желательно каждый день. Желательно с музыкой и бесплатным угощением. Акции протеста должны занимать в «меню» освободительного движения определенное, но не главное место. Хватит тащить людей на баррикады. Давно пора отправиться вслед за ними на танцплощадку!»



Людям надоело бунтовать (имея в виду позицию Бунтующего Ребенка)? Согласен. Означает ли это, что они смирились и требуют только «хлеба и зрелищ»? Я так не думаю. Процесс гражданского взросления требуют времени, и в это время необходимо поддерживать очаг сопротивления – рано или поздно люди обязательно к нему потянутся. А тот обходной, «культурный» маневр, который предлагает Александр, в сегодняшних условиях будет многими нашими сторонниками воспринят как капитуляция перед властями. Сопротивление должно оставаться в основе. Если удастся надстроить на него праздник, как на Майдане, это будет здорово. Но никак не наоборот: отступить от завоеванных позиций в сторону культурно-патриотического воспитания – это будет явный шаг назад, к тому же требующий значительных финансовых вливаний, на которые в настоящий момент рассчитывать не приходится.



Что вдохновляет Штаб сегодня? В немалой мере – неадекватно громкая критика со стороны латышской пресы и властей. Стоит только просочиться какой-то информации о планируемых Штабом акциях, как пресса тут же раздувает ее до неописуемых размеров. И со стороны властей неминуемо следуют «волевые» заявления. Что ж, такая реакция убеждает: мы на правильном пути.





В заключение хочу согласиться с г-ном Урбановичем в том, что нам необходимо «свернуть с пути взаимных упреков и искать возможности сотрудничества». Наверно, это выглядит смешно, однако хотелось бы пожелaть партиям и организациям, претендующим на поддержку русских жителей Латвии, быть честными со своей аудиторией. Не лукавить, как г-н Урбанович, который отмечает борьбу Игоря Пименова и Виктора Глухова за улучшение качества образования в Рижской Думе, «забывая» при этом думских активистов Штаба Геннадия Котова, Виктора Дергунова и Владислава Рафальского. Если мы действительно стремимся к повышению гражданской зрелости и активности нашей аудитории, мы и сами должны вести с людьми взрослый разговор, не претендуя на Родительскую позицию спасителя-мессии. Только такой подход может привести к достижению стратегической цели – русской атмоде в Латвии.



Александр Гамалеев



9 августа 2005 года





P.S. Уже после написания статьи стало известно о доблестной акции против молодежного похода, которую осуществила спецбригада, составленная из представителей «всех родов войск», разумеется, под руководством Полиции безопасности. И опять мучает вопрос – почему так топорно, так неадекватно действуют власти?