День Победы, год 2007

День Победы, год 2007: три танкиста минус собака



Великая река слагается из малых рек, судьба народа – из судеб людей. У нашего народа есть великий праздник – День Победы. Отношение к нему складывается из чувств, слов и поступков наших современников. Накануне 9-го мая 2007 года я предлагаю взглянуть на судьбу народа и Праздника через призму четырех историй современников. Это разные люди, живут в Латвии. Уважая частную жизнь, имена я поменял, как и не упоминаю детали, пригодные для идентификации.



Командир танковой роты: разгром 62 года спустя



Анна Ивановна – бывшая учительница, сейчас пенсионер. Мы знакомы по середине 90-х, когда участвовали в очередном этапе возрождения РОЛа. Потом Анна Ивановна отошла от общественной деятельности. Неделю назад случайно повстречались на улице и разговорились. Она расспрашивала о поездке нашей маленькой ЗаПЧЕЛовской команды в Эстонию. Я спросил, собирается ли в этом году Анна Ивановна участвовать в митинге 9-го мая. Она с гордостью ответила, что, конечно! Наперекор эстонским фашистам! На груди у нее приколота Георгиевская ленточка – это в память об отце – отважном танкисте, командире роты, прошедшем войну от Волги до Германии. Я спросил, почему уважаемая Анна Ивановна больше не появляется в нашей русской организации. – Внуки, – со вздохом пояснила она. – Их родители день и ночь работают, приходится быть и нянькой, и мамкой… – И репетитором, – подсказал я. – Нет, делать уроки я им помочь не могу – внуки ходят в латышскую школу. – Надеюсь, читать по-русски Вы их научили? – Да, с боем! Иногда папе приходилось и ремешком принуждать. Сейчас внуки уже в 7 и 9 классах, читать по-русски умеют, но не хотят. Они вообще ничего не читают. Сидят часами у компьютера, переписываются с друзьями. Конечно, по-латышски. С нами говорят по-русски. – На 9-е мая Ваши внуки с Вами на праздник пойдут? – Что Вы, это же учебный день! И не дай бог кто в школе узнает. – А, что ученикам латышской школы запрещено отпроситься, чтобы пойти на праздник, который отмечают их родители? – Да нет, особого разговора не было, никто не запрещал. Но Вы же понимаете, им в Латвии жить, зачем портить себе биографию, с юных лет заедаться с латышами! – А что, нельзя жить в Латвии, оставаясь русскими, говорить и читать на обоих языках, не конфликтовать с латышами и при том не стесняться истории своего народа? – Ну, Вам легко говорить, Вы политик, вас никто не тронет. – Анна Ивановна, я не знаю ни одного человека, наказанного за участие в праздничном митинге или возлагавшего цветы 9-го мая! И что бы Ваш отец сказал, узнав, что Гитлер победил через 62 года после разгрома? – Это как? – Ваши внуки перестают быть русскими. А в планах нацистов тоже было – разорвать связь поколений и разрешить наиболее способным инородцам стать немцами. По языку и духу. Вы добровольно подарили своих внуков другому народу. При том, что был выбор – отправить их в русскую школу. – Это все демагогия, Мирослав, Ваша политическая демагогия… Я хочу для внуков счастливой и спокойной жизни. Без латышского языка у них жизни не будет. А День Победы – останется с нашим поколением. Главное, чтобы мы помнили.



История, которая им нравится



Арвид – учитель истории в ремесленной школе. Институт заканчивал еще в советское время, где приобрел и военную специальность – командир мотострелкового взвода. Учился водить БМП – машину, весьма похожую на танк. Познакомились мы с ним, будучи наблюдателями на избирательном участке. Чтобы не было лишних иллюзий, Арвид мне с ходу изложил свои взгляды на советскую власть, оккупацию Латвии и второй государственный язык. Этакий джентльменский набор культурного латышского националиста. А вот дальше его критический запал обратился на область, мне малознакомую:



– Я преподавал в нескольких латышских школах в разное время. Имею возможность сравнить. За последние годы качество обучения и мотивация к учебе упали катастрофически. Поверьте, я стараюсь делать свою работу хорошо, не забываю о патриотическом воспитании, но и не превращаю уроки истории в пропаганду. Да, я националист, и именно потому хочу, чтобы латышская молодежь выходила в мир знающей и думающей. Но я устал бороться со всеобщим отупением. Может, это влияние семей, может, Интернета или тех газет, что читают в семьях, может, других учителей. Но общество скатывается в тотальное упрощение, в головах моих учеников история Латвии выстраивается в карикатурный ряд оккупаций и побед над оккупантами. ‘Что произошло в 12 веке?’ – ‘Немцы оккупировали Латвию!’ ‘Что произошло в 18 веке?’- ‘Русские оккупировали Латвию!’ ‘А как создалась Латвийская Республика?’ – ‘Латыши победили русских и отвоевали Абрене’. ‘А как прервалась независимость Латвии?’ – ‘Русские оккупировали Латвию в 40-м году и отобрали Абрене!’ ‘А как была восстановлена независимость?’ – ‘Латыши победили русских в 91 году, но Абрене осталось в руках оккупантов’… Ужас. Черно-белый ужас. Как я ни стараюсь рассказать об этапах появления латышской нации, о войнах держав, революциях и тоталитаризме, о роли Улманиса в сдаче независимости и парламентском пути к независимости, в ответ получаю вопросы типа: «А правда, что если бы англичане успели высадиться в Курземе в 1945, то мы вместе с немцами разбили бы русских?» Когда в ответ я был вынужден напомнить, что на окончательной стадии Второй мировой русские воевали против нацизма вместе с англичанами, это вызвало недоверчивую реакцию. Люди не хотят верить в те исторические факты, которые им не нравятся. Например, на контрольных ученики могут дать правильный ответ о Холокосте в Латвии, но если откровенно поговорить – многие скажут, что это выдумки врагов Латвии. И ты представь себе, насколько провокационно при таких настроениях молодежи выглядят ваши русские митинги у памятника в Пардаугаве? Вы можете думать, что празднуете победу над нацизмом, многие мои ученики считают, что вы празднуете победу над Латвией.



Танкист в натуре



С Игорем я познакомился пару лет назад именно 9-го мая у Памятника Освободителям в Задвинье. Вечерело. Митинг перетек в концерт. Народ благодушно перемещался по всей площади, там и сям сплачиваясь в компании, распевавшие русские песни. Что-то деликатно булькало в пластиковых стаканчиках. По мере того, как количество нетрезвых людей вокруг увеличивалось, я необратимо трезвел. Моя партия заступила на дежурство по празднику, надо было следить за порядком. В какой-то момент я обратил внимание на мужика, который прицепился к паре пожилых прохожих и громко что-то им втолковывал. Я встрял в разговор и переключил внимание на себя. Громкого товарища звали Игорем.



– Один мой дед был ранен, другой – убит на войне. Сегодня я пришел сюда ради них, ради памяти! Я каждый год прихожу и буду приходить! 9-е мая – святой день! А эти фашисты, недоноски распоясались. В центре Европы эсэсовцы маршируют. Русские школы закрывают! Русский язык запретили. Куда Европа смотрит, куда Россия смотрит? А вы все на митингах трепетесь? Ну, и чего вы добились? Где результат? Где права угнетенного русского человека в Прибалтике? Где правовая защита? Одни разговоры!



– Игорь, в Риге русского населения около 400 тысяч человек. Если на митинг протеста выйдет не десять тысяч, как сейчас, а хотя бы сто тысяч – проблема школ, да и гражданства будет решена…





– Я на ваши митинги не хожу. Не мой метод. Русский народ терпеливый, но не надо испытывать его терпение. Он сам знает, кого карать, кого миловать… Я еще терплю, но вы разбудите русского мишку! И мало не покажется. Я сяду в танк, выеду к памятнику Свободе, стволом покачаю, типа ‘кто тут обижать русских желает? Забыли силу русского оружия?’ И все обделаются. И Европа заткнется! Фашизм не пройдет! Во как надо.



По мере беседы Игорь трезвел. Мы обменялись телефонами и расстались. Через неделю он мне позвонил и пригласил к себе в офис. Оказалось, Игорь был совладельцем магазина. Такая средняя русская фирмочка. Компаньоны Игоря выслушали наш с ним диалог дружелюбно, но молча, и ушли. Разговор вертелся вокруг той же темы – права русских, формы протеста, бесполезность политической борьбы… На прощание я оглядел магазин и спросил Игоря, почему он отказался вывесить в витрине рекламу на русском языке. Не запрещено ведь, а русским было бы и приятно, и полезно! Игорь посмотрел на меня с недоумением: «Какая разница, на каком языке? И так понятно. Хочешь, чтобы нас инспекции замучили?»



Честно говоря, я и не рассчитывал на другой ответ. Этот тест «танкисты в натуре» никогда не проходят.





Ощущение Родины



Егор Львович – мой бывший сосед. Я избегал с ним встречаться, от него исходила такая тоска, что светлый день становился днем тягостных размышлений. Но мир тесен. Время от времени мы где-то в городе пересекались, и я был вынужден слушать сетования этого не старого еще человека. Особо тягостный эффект оказывали его поучения в адрес нашей партии, которая «не нашла правильных лозунгов, чтобы объединить, сплотить и направить русскую общину на борьбу за безоговорочное гражданство для всех». Наши разговоры слушала собака. Единственное живое существо, оставшееся при Львовиче после отъезда его семьи. Эмиграцией наших соотечественников никого не удивишь, масса знакомых и родственников поразъехалось по Ирландиям да всяким Швециям. Пикантность ситуации Львовича в том, что они с супругой настраивали детей на выезд осознано и давно. Дочь Львовича уехала при первой возможности в начале 90-х. Младший сын покинул уже независимую Латвию по окончании престижной русской школы, в которой старшеклассники развлекались, свободно болтая между собой по-английски, и дурным тоном считалось усомниться, что «в этой стране делать нечего». Школа работает до сих пор как конвейер по штамповке интеллектуальных эмигрантов. Жена Львовича перебралась к дочери. Остался он и собака.



Месяц назад со Львовичем состоялась необычная встреча. Во-первых, не было пса. Во-вторых, я приготовился выслушать дежурные упреки в адрес тех, «кто не смог объединить и поднять русскую общину на борьбу», но Львович пропустил обязательную часть своего ритуала и перешел на тему жизни детей за границей. Он улыбался! И было отчего: дочь решила вернуться и привезти внуков. Вот это поворот! А как же жалобы на бедность, дискриминацию и бесправие? Парадокс в том, что все 15 лет жизни в Англии она мечтала о родном городе. И сейчас у нее достаточно и средств и уверенности в себе, чтобы подарить детям ощущение родины.