(1904 – 1941)
27 сентября 1941 года Александр Введенский был арестован по обвинению в контрреволюционной агитации. За два дня до ареста он безуспешно вместе с семьей пытался эвакуироваться из Харькова – поезд был переполнен. В связи с подходом немецких войск к городу поэт был этапирован в эшелоне в Казань, но в пути 19 декабря 1941 года скончался от плеврита. Его тело было доставлено в морг Казанской психиатрической больницы. Место захоронения неизвестно.
«Авторитет бессмыслицы» – так несколько иронически именовал себя один из самых талантливых поэтов русского авангарда Александр Введенский. При жизни печатался в основном как детский поэт. С 1960-х тексты Введенского, как и других обэриутов (ОБЭРИУ – «Объединение реального искусства»), ходят в самиздате и печатаются на Западе. От «бессмыслицы» Введенский отступился лишь однажды – в знаменитой «Элегии», о трагической судьбе поэта и страны. Это была, как отметил один из исследователей, даже «не элегия, а ода на ужас». «Элегия» Введенского является первой публикацией «взрослых» стихов поэта в СССР. Ее текст был опубликован еще в 1967 году – в материалах студенческой конференции Тартуского университета.
Элегия
Так сочинилась мной элегия
о том, как ехал на телеге я.
Осматривая гор вершины,
их бесконечные аршины,
вином налитые кувшины,
весь мир, как снег, прекрасный,
я видел горные потоки,
я видел бури взор жестокий,
и ветер мирный и высокий,
и смерти час напрасный.
Вот воин, плавая навагой,
наполнен важною отвагой,
с морской волнующейся влагой
вступает в бой неравный.
Вот конь в могучие ладони
кладет огонь лихой погони,
и пляшут сумрачные кони
в руке травы державной.
Где лес глядит в полей просторы,
в ночей неслышные уборы,
а мы глядим в окно без шторы
на свет звезды бездушной,
в пустом сомненье сердце прячем,
а в ночь не спим томимся плачем,
мы ничего почти не значим,
мы жизни ждем послушной.
Нам восхищенье неизвестно,
нам туго, пасмурно и тесно,
мы друга предаем бесчестно
и Бог нам не владыка.
Цветок несчастья мы взрастили,
мы нас самим себе простили,
нам, тем кто как зола остыли,
милей орла гвоздика.
Я с завистью гляжу на зверя,
ни мыслям, ни делам не веря,
умов произошла потеря,
бороться нет причины.
Мы все воспримем как паденье,
и день и тень и сновиденье,
и даже музыки гуденье
не избежит пучины.
В морском прибое беспокойном,
в песке пустынном и нестройном
и в женском теле непристойном
отрады не нашли мы.
Беспечную забыли трезвость,
воспели смерть, воспели мерзость,
воспоминанье мним как дерзость,
за то мы и палимы.
Летят божественные птицы,
их развеваются косицы,
халаты их блестят как спицы,
в полете нет пощады.
Они отсчитывают время,
Они испытывают бремя,
пускай бренчит пустое стремя –
сходить с ума не надо.
Пусть мчится в путь ручей хрустальный,
пусть рысью конь спешит зеркальный,
вдыхая воздух музыкальный –
вдыхаешь ты и тленье.
Возница хилый и сварливый,
в последний час зари сонливой,
гони, гони возок ленивый –
лети без промедленья.
Не плещут лебеди крылами
над пиршественными столами,
совместно с медными орлами
в рог не трубят победный.
Исчезнувшее вдохновенье
теперь приходит на мгновенье,
на смерть, на смерть держи равненье
поэт и всадник бедный.
1940
