29 октября 1929 года начался самый страшный экономический кризис за всю историю современного мира. Поучительно посмотреть, как жили в условиях депрессии около 80 лет назад – не ждет ли нас нечто подобное в ближайшем будущем? Поучительны и политические уроки 30-х годов. Латвийские политики повели игру без правил. Но события развивались неожиданно для них, а желание ограничить права других людей никому не принесло счастья. В итоге канули в Лету и политические партии, и демократия, а Латвийская Республика неожиданно для латвийской элиты быстро сменилась Латвийской ССР.
Узнаваемая картина
Представим себе страну, где на предприятиях задерживают зарплаты, где быстро растут цены, падает благосостояние, разваливается промышленность, а не привыкшие к подобным реалиям люди порой спиваются или даже совершают самоубийство. На сей раз речь идет не о хорошо знакомых нам 90-х, а о начале 30-х годов ХХ столетия. Но картина, согласитесь, схожая.
Мировой экономический кризис настиг Латвию позже других стран. Во-первых, в небольшой крестьянской стране людей интересовало в основном, будет ли сегодня дождь, а не каков курс акций на бирже. Во-вторых, в 1930 году своего рода стабилизатором для Латвии стал торговый договор с «внерыночным» Советским Союзом – поставки туда промышленной продукции некоторое время поддерживали латвийскую промышленность.
Положение осложнилось, когда латвийский крестьянин в полной мере ощутил изменение спроса на мировом рынке на бекон, масло и древесину. Выяснилось, что латвийский хутор вовсе не изолирован от мира. Немало крестьянских хозяйств разорилось.
Еще хуже было положение в городах: если в сентябре 1930 года в Латвии насчитывалось лишь 1470 безработных, то через год и три месяца – уже свыше 30 тысяч. Если учесть, что пособий по безработице в то время не платили, а социальная помощь была микроскопической, то станет понятнее причина демонстраций в Риге под лозунгом: «Мы не хотим умирать от голода».
Работающим тоже порой приходилось нелегко: известны случаи, когда на предприятиях долго задерживали зарплату, одних работников переводили на неполный рабочий день, другим ради выживания предприятия предлагалось работать больше 8 часов в сутки. Политики искали нестандартные выходы из положения. Например, выдвинули такую идею: если на госслужбе работает муж, жена уже не должна занимать должность в госструктуре. Они, мол, и на одну зарплату с голоду не умрут, зато еще одна семья получит возможность выжить. К чести государства стоит отметить, что разница в зарплате самых высокооплачиваемых и самых низкооплачиваемых служащих была тогда намного меньше, чем сейчас: в дни кризиса министры и депутаты не роскошествовали.
Год шел за годом, а жизнь лучше не становилось. В 1932 году выпуск промышленной продукции в сравнении с 1929-м сократился более чем на треть. Старые рабочие ворчали и вполне могли вспоминать про времена царизма – в 1913-м немало работяг зарабатывали больше, чем в начале 30-х годов.
Социал-демократы не раз выводили рабочих и безработных на улицы. Настрой у людей тогда был совсем другим, чем в 1990-е годы или сегодня. Порой возникали схватки между рабочими и полицией, стражи порядка даже вынуждены были порой стрелять в воздух, чтобы сдержать акции протеста.
Кто на новенького?
Осень 1931 года знаменовалась в Риге не только яростными протестами голодных, но и выборами в Сейм. И если рост безработицы и бедности не удивлял (в кризисное время всегда живут хуже), то политические перемены оказались весьма неожиданны. Результаты выборов не обрадовали Карлиса Улманиса: никогда ранее Крестьянский союз не получал так мало голосов. Неудача давних конкурентов – социал-демократов – была для «крестьян» из Сейма слабым утешением. Кто же выиграл? Резко усилили позиции недавние аутсайдеры. Партии демократического центра, новохозяев призывали проголосовать за новых людей, которые знают, как с максимальными потерями выйти из кризиса. И немало избирателей им поверили.
Быстро выяснилось: новые не значит – лучшие. А ситуация на мировых рынках от крохотной Латвии вообще не зависела. Единственное, что могли предложить новые влиятельные партии – «прижать» нелатышей. Партия демократического центра прямо предлагала ограничивать в правах жителей Латвии даже не по языковому, а по национальному признаку (ничего себе центристы!). К примеру, представители этой партии в Сейме разработали законопроект, по которому процент инородцев на конкретном частном предприятии не должен был превышать процент нелатышей в составе населения страны, в целом. Меньше можно, больше – нельзя. Крестьянский союз не поддержал законопроект и тот не прошел.
Но центристы продолжали разыгрывать национальную карту. И не только они. Экстремисты из «Перконкрустса» насчитывали тысячи членов и сторонников, а по сравнению с ними даже члены Партии демократического центра казались толерантными и спокойными.
История учит: политики не часто достигают намеченных целей, а нередко результат собственных действий заставляет их огорчаться и удивляться: как же так получилось? В начале 30-х годов национал-радикалы, разыгрывая национальную карту, и не подозревали, что работают на чужого дядю и скоро получат вместо крупного политического выигрыша дырку от бублика.
Рубка хвоста по частям
Ныне в Латвии порой ошибочно представляют: в стране процветала демократия, а однажды Карлис Улманис вдруг ни с того ни с сего растоптал ее. На самом деле к 15 мая 1934 года почва для переворота была уже хорошо подготовлена. К примеру, в 1932 году айзсарги превратились в военную организацию. 196 рот, 31 эскадрон, объединенные в 19 полков, представляли собой немалую силу. Что касается демократии, она сжималась, как шагреневая кожа. Уже за несколько лет до переворота никого не смущало, если во время столкновений демонстрантов с полицией пострадавшими оказывались не только рядовые граждане, но и обладавшие депутатской неприкосновенностью парламентарии.
Права и свободы ограничивали так, словно рубили собаке хвост по частям. В 1933 году в Латвии была законодательно введена каторга. В том же году целая фракция Сейма, неугодная правящему большинству, оказалась в тюрьме. Причем не за уголовные преступления, а за свою политическую борьбу. Правящие партии забыли, что демократии второй свежести не бывает, она либо существует, либо нет. И депутаты Сейма, ограничивающие демократию, и «Перконкрустс» своими действиями способствовали перевороту. Совершенно не подозревая, что работали на чужого дядю.
В 1934 году, когда в мире уже начался бурный экономический подъем и до нормальной жизни оставалось совсем немного времени, премьер-министр Карлис Улманис разогнал Сейм и захватил всю власть в стране. Парламентариям (тем из них, кого новые власти не арестовали) пришлось подыскивать себе другую работу. Довольно быстро выяснилось, что диктатор не любит конкуренции: в годы его правления членов ушедшего в подполье «Перконкрустса» сажали в тюрьмы…
Казалось, что победитель определился, что опытнейший латвийский государственный деятель сумел извлечь для себя пользу даже из величайшего в мировой истории кризиса. Но… Как уже говорилось, политики редко достигают своих целей. Игра без правил, стремление ограничить права других никому не принесли счастья. Даже Карлису Улманису.
Во время Второй мировой войны сохранившая демократию Финляндия сохранила и государство. А Карлис Улманис, сосредоточивший в своих руках всю власть в Латвии, в 1940 году передал страну Сталину, что называется, на блюдечке с голубой каемочкой. Через два года бывший диктатор умер в ссылке в далекой Азии.
