«Мы не умеем помнить своих героев». Этими словами москвичка Лидия Константиновна Розеншильд-Паулин предварила свою монографию «Любимец России, или Храбрый Кульнев». Презентация книги состоялась в Лудзе. Вышла она в серии «Россия забытая и неизвестная».
Так проходит слава мирская
Грустно, но так оно и есть, сегодня и от москвича на вопрос о Кульневе скорее всего услышишь: а кто это? При том, что в самой Москве имеется улица Кульнева, его имя значится на фронтоне Музея Бородинской панорамы, а в Эрмитаже его портрет красуется в галерее героев- военачальников Отечественной войны 1812 года.
А ведь на рубеже XVIII и XIX веков имя лихого кавалерийского командира Якова Кульнева не сходило с уст россиян, восхищавшихся его ратными подвигами. Ученик Суворова, связанного узами дружбы с семейством Кульневых, сослуживец и друг прославленного гусарского офицера Дениса Давыдова, сподвижник князя Багратиона, он участвовал во всех турецких, польской, прусской, шведской кампаниях того неспокойного времени. И так уж складывалось, что, командуя кавалерийскими авангардами, он всегда оказывался в самых горячих и отчаянных схватках.
Апогеем же его воинского искусства стал беспримерный ледовый переход через Ботнический залив в районе Аландских островов, в результате которого Швеция перед угрозой потери столицы Стокгольма запросила мира. Кампания 1808-1809 годов завершилась окончательным переходом Финляндии под скипетр Российской империи. Особыми рескриптами Александра I Кульнев был пожалован чином генерал-майора, орденами Св. Анны и Св. Георгия, а также именною золотою саблею.
Потом была еще одна турецкая кампания, 1810 года, и вновь – награждение золотою саблею, украшенной алмазами и надписью «за храбрость». Кульневу посвящали свои произведения поэты и художники, о нем слагались легенды, его изображениями в виде гравюр и лубков украшались палаты и крестьянские избы. Тем болезненнее была воспринята весть о гибели всенародного любимца в самом начале Отечественной войны 1812 года. В церквах молились за упокой его души. А князь Долгорукий на смерть Кульнева написал марш, который долгие годы исполнялся в его полку.
Но недаром еще древние римляне (коих старательно изучал Яков Петрович) сказали: Sic transit gloria mundi – так проходит слава мирская.
Родные пенаты
Но вот лудзенцы, в отличие от россиян, не забывают славного сына России. Впрочем, им сам Бог велел чтить его память, потому как он – их земляк. Здесь он родился и провел детство, сюда наведывался между войнами. Отец его, Петр Васильевич Кульнев, дослужился в действующей армии до чина секунд-майора и указом императрицы Екатерины был определен городничим в наш Люцин, где и обосновался на берегу Малого озера в двухэтажном деревянном особняке. Здесь, помимо Якова, родились еще пятеро сыновей и дочь. Более того, судьбе было угодно через все революции и войны сохранить это родовое гнездо Кульневых целым и невредимым. Сохранить для нас. Ныне в нем действует краеведческий музей, здесь любовно собрана богатая экспозиция о Якове Петровиче.
И погиб наш герой недалеко от родных мест, в сражении под Клястицами, на территории соседней Белоруссии. Прах его впоследствии был перевезен в имение брата Михаила Петровича Кульнева Ильзенберг (ныне Илзескалнс), что недалеко от Режицы (Резекне). Там был возведен храм, в коем и нашли свой последний приют оба брата.
Воистину история благоволит нам, лудзенцам. Вообще-то презентация книги о Якове Кульневе, вышедшей в московском издательстве, состоялась у нас не столько по причине люцинской «прописки» ее героя, сколько потому, что ее автора связывает многолетняя дружба с научным сотрудником Лудзенского музея Инной Егоровой и ее помощницей Ритой Кучане.
Дело в том, что Лидия Константиновна, сотрудница библиотеки Российской Академии наук и член дворянского собрания Москвы – прямой потомок старинного рода Кульневых по линии брата Якова Петровича Михаила, того, что обосновался в Ильзенберге и сейчас там покоится. Вот в поисках своих «корней» Лидия Константиновна в начале 90-х и появилась в Лудзе, ставшей вскоре для нее вторым домом. Обрела здесь добрых знакомых, прочно «прописалась» в музее. Между прочим, вступила (из принципа) в законное владение небольшого земельного надела в Лидумниеках, сущий мизер из 7 тысяч десятин, принадлежавших некогда ее предкам.
Ну, да это так, к слову. А главное заключается в том, что сотрудничество московских и лудзенского музеев сильно обогатило кульневскую экспозицию. Когда же архивных материалов набралось «выше крыши», именно Егорова и Кучане сподвигли Лидию Константиновну на написание книги.
Круг почитателей Якова Кульнева значительно расширился, когда в позапрошлом году в Лудзе организовалось Русское общество «Наследие» во главе с молодой и энергичной предпринимательницей Евгенией Кущ. Одним из направлений деятельности «Наследия» была принята кульневская линия. Разработан долгосрочный проект, и вышеозначенная презентация стала первым мероприятием этого проекта.
Слуга царю, отец солдатам
Вернее, то была не просто презентация, а большой литературно-музыкальный вечер, в ходе которого довольно-таки абстрактный для лудзенцев образ далекого, пусть и героического земляка как бы обрел плоть и кровь. Создавалось ощущение, будто среди нас – а дело происходило в зале музыкальной школы – незримо присутствует сам виновник торжества, раскрываясь все новыми гранями характера и душевных качеств.
Что он слыл отчаянным рубакой, истина, в общем-то, не новая, о чем немало писал тот же Денис Давыдов. Да и позволительно ли настоящему гусарскому офицеру не быть таковым? Иначе ему нечего делать в кавалерии. А теперь послушайте отрывок из письма к брату Ивану, тоже генералу:
«Не жалей о том, что тебя нет здесь; ты судишь по поверхности, по пустым слухам, доходящим до вас, но в самом веществе война, самая успешнейшая, ничто иное есть, как истребление роду человеческого и разорение жителей, на что без содрогания сердца взирать невозможно. Не горячись, любезный, станет и на твою долю неприятностей».
Согласитесь, такое понимание происходящего и места воина в нем под стать современному пацифисту, философу.
Или возьмем его повседневные приказы по полку, регламентирующие воинский быт. В каждом пункте – отеческая до скрупулезности забота о солдате, что по тем временам свойственно было далеко не всем военачальникам. Запустить руку в полковую казну, увы, было не в редкость. У него же на первом плане были солдат и конь, на что зачастую уходило и собственное жалованье. Его непритязательность к собственным нуждам стала притчей во языцех. Его так и называли – Люцинский Дон Кихот. И он воспринимал это как должное. Вот еще несколько характерных высказываний из писем к брату:
«Я все живу по-старому, сплю на сене и ношу одну изодранную и прожженную шинель… Но что касается до воина, то бедность его венчает, соделывает непобедимым, страшным и добродетельным».
«У меня нет никого подле меня, кроме трех денщиков, и я все живу по-прежнему, то есть подонкишотски. Я подражаю великому Суворову, но у меня нет его состояния, хотя я и достиг того, что меня называют учеником этого великого человека. И вот я прозябаю в величии римской нищеты».
Зато и солдаты любили его беззаветно, готовы были за ним в огонь и в воду. Собственно, на том и зиждились его победы.
Он нежно любил свою бедную матушку, при любой возможности делился с нею жалованьем, брал на себя ее долги. Был внимательным к невесткам и племяникам. Скучал по родительскому дому и Люцину. Вот строки из письма к брату от 27 сентября 1811 года, когда до наполеоновского вторжения и последнего боя оставались считаные месяцы:
«Заезжал я Домой, не застал добрую нашу мать, большая пустыня без нее. Дом Люцинский для памяти велел я починить и крышу новую сделать, в протчем я здоров и живу все по-прежнему, подонкишотски».
Вместе с представителями Даугавпилсского русского общества на презентацию прибыл и генеральный консул Российской Федерации в Даугавпилсе Валерий Николаевич Тузов. Он приветствовал участников встречи и поздравил с хорошим начинанием.
Можно надеяться, что это не последняя наша встреча.
