Сильно ошибалась героиня «Грозы» Александра Островского, когда восклицала – почему люди не летают… Летают еще как. Особенно поэты. Иногда полет заканчивается трагически.
Полет автора-исполнителя Александра Николаевича Башлачева, состоявшийся 18 февраля 1988 года, как раз так и закончился – гибелью двадцатисемилетнего гения. Задолго до этого он сам же написал и спел: «Я знаю, зачем иду по земле. Мне будет легко улетать…» Не хочется о поэте казенным слогом. Так что…
Переделка-перекройка питала эйфорию. Светлая полоса всеобщих надежд. Газетный бум-бум. Не под мухой, так под каблуком гласности. Ударные лозунги вызывали разрешенную усмешку. Не иначе абсурдист какой-то сочинил: «Сегодня – работать лучше, чем вчера. Завтра – лучше, чем сегодня».
На сравнениях, на контрастах построить жизнь – и купаться в радости. Поэзия в траве и в других проявлениях природы.
Веселые ребята-художники обожают плавленые сырки и носят матросские тельники. Рок-н-ролльный герой, всеобщий любимец, еще не успевший написать «Что такое осень», шабашит в затрапезной столовой – наводит чистоту. – Ребятки, перед тем как петь, я хочу об одном вас попросить – доедайте всегда народное достояние, хлеб, и не швыряйтесь корочками…
Вывернуть себя наизнанку. Сделать себе больно, чтобы не было страшно. Часто Поэт срывал не аплодисменты, а недоумевающую тишину. – Александр Македонский, оно, конечно, герой. Но зачем стулья-то ломать…
В ночь, перед последним решительным шагом, бешеная ясность свинтила его словно монстровидный представитель правопорядка. Безучастные потолок, стены, храп очередного мужика любвеобильной хозяйки. – Ты чего… Ночь, дурак. Чего разбудил… – Я удочки приготовил. Дождик закончился. По дороге червяков… – Да пошел ты.
Утром – звонок дверной по всей квартире. Совсем не тревожный. И обыденный до невозможности вопрос участкового с порога: «Это из вашего окна мальчик выпрыгнул?».
Был он маленького роста и носил курточки, которые впору ученикам средних классов.
Двенадцатиструнку положили рядом с ним. Роль вдовы блестяще исполнила одна из немногих женщин, интимно близких ему при жизни. Большие Очки, большой деятель на эстрадном подворье, известный своей способностью перекладывать на музыку все, что подсунут, назвал его гением и долго гордился, что первый отыскал подходящее слово. Истинные друзья ушли в тень, понимая нелепость богатого поминального стола и фальшь слезоточивых телевоспоминаний.
В каком-нибудь кабаке обязательно прозвучало – мил человек, давай выпьем. Дружка моего сегодня похоронили. Хороший парень был. Об остальном не спрашивай.
Любимое время года – Осень. Три звонких колокольца на груди.
Поэт как индеец. Когда он живой – масса неудобств от этого окружающим. Книжки путевой, с фотками из семейного архива, не издать. Телепередачи «Жил такой парень» не снять.
Смерть как минус. Как минус и больное мировоззрение поэта, нервы его оголенные. Минус на минус. И вот уже симпатичные картинки из «короткой, но насыщенной» получаются.
«Помню, отмечали мы день рождения одного из отцов нашего рока. Собрались рокмены именитые, поэты авангардные и прочие художники. Все из себя. Одеты, причесаны по случаю такого праздника. И тут появляется он. В курточке такой тесной, с прической – расческа не гуляла. – Я песню новую сочинил, – с порога, заместо поздравления. Послушали – куда деваться. Похлопали из великодушия. Обидно мне за него стало».
«Я никогда не забуду, как он волновался перед самым первым выходом на сцену. Нервно курил. Одну сигарету за другой. И на мой вопрос – ну как – ничего не ответил. Так волновался».
Похоронили Башлачева на Ковалевском кладбище, в Питере. Рядом с памятной плитой Башлачеву покоится прах некоего Бурштейна. У Александра Николаевича в «Подвиге разведчика» поется: «Сосед Бурштейн стыдливо бил соседку. Мы с ней ему наставили рога…» От трагического до комического один шаг…
