Как и в отношении России, так и в отношении Белоруссии, пишет Виктор Авотиньш, обозреватель Neatkariigaa, латвийская внешняя политика не определилась в своих стретегических задачах. Должен был приехать Буш, чтобы сделать это. Теперь стратегическая задача – «экспорт демократии».
Во-первых, о чем речь, – задается вопросом Виктор Авотиньш, – только ли о желательности смены режима в Белоруссии или о том, чтобы вывести эту страну из-под влияния России? Только об «экспорте демократии» или об обслуживании геостратегических интересов США? Это, на мой взгляд, не совсем одно и то же. Александр Лукашенко и Борис Ельцин в свое время породили бутафорский проект союза России и Белоруссии, который спустя несколько лет похоронил Владимир Путин, предложив Белоруссии войти в состав России. В Белоруссии эту версию поддержали 3,4 процента опрошенных. Около 25 процентов сочли за лучшее формирование межгосударственных взаимоотношений по образцу ЕС, около 20 – по образцу СССР и около 30 процентов – на основании существующих ныне договоренностей. 15 процентов жителей вообще против какого бы то ни было воссоединения с Россией, предпочитая балтийский путь.
У меня была возможность побеседовать и с белорусами в Белоруссии, и с белорусами Латвии. Даже если удвоить или утроить последнюю цифру – 15 процентов, не думаю, что для укрепления белорусской оппозиции годятся разработанные где-то на одном конвейере сценарии. Каким бы ни был режим в Белоруссии, революцию в этой стране совершить, может быть, и удастся, но поделить народ на плохих и хороших или на русских и белорусов будет трудно. В этой стране, в отличие от Украины, можно говорить об «этнической комплиментарности» между русскими и белорусами. Белоруссия не Ирак и не Латвия. Играть на этнических, исторических или религиозных различиях здесь сложно. Остаются политические рычаги, но опппозиция в Белоруссии слабее, нежели на той же Украине. Разделение политической общественности (по результатам исследования IRI) на три фактически равные части (за Лукашенко, за оппозицию, колеблющиеся) свидетельствует об отношении к существующему режиму, но не об антагонизме в обществе (таком, как между Народным фронтом и Интерфронтом). Как писал парень из Витебска, «мы не оранжевые, не голубые, мы – белорусы. Пока еще белорусы, пока еще славяне».
Во-вторых, уже подчеркивалось, что «прийти к компромиссу между элитой из окружения Лукашенко и элитой Путина практически невозможно» (А.Ципко). Тем не менее Россия, наблюдая за телодвижениями Запада в отношении Белоруссии, тоже будет стремиться усиливать свое влияние на Болоруссию. В том числе влияние на президентские выборы 2006 года. И «экспортерам» в этой стране придется более чем где-либо считаться с проблемой славянской идентификации.
В-третьих, почему Джорджа Буша волнует Белоруссия, а не, скажем, Китай? Потому, что Буш руководствуется не принципами, а интересами. Его приезды в Латвию и Грузию обозначили периметр влияния США, демонстрируя, сколь глубоко этот периметр внедрился в еще недавнее пространство влияния России. Белоруссия, независимо от ее режима, мешает целостности этого периметра. Буш сказал: «Надеюсь, что идею – одно государство помогает другому стать свободным – не назовут революционной, но она станет основой национальной внешней политики». Я не в таком восторге от этой фразы, как некоторые мои коллеги. В любом случае я бы не хотел интересы (национальные) своего государства выдавать за национальные белорусские интересы. В любом случае мандат на «экспорт» демократии в Белоруссию я бы хотел получить от самих белорусов, а не от Вайры Вике-Фрейберги, Джорджа Буша или Владимира Путина.
