Это, действительно, странно – мы были народом и вдруг перестали им быть. Теперь нас называют населением. Слова поменялись или что-то другое?
Еще более странно, что все это – дело рук наших же правых политиков. С одной стороны, они раздувают национальные проблемы, за свой народ ратуют, а, с другой, как раз либералы и похерили это привычное гордое слово, заменив его безликим понятием.
Что произошло, хорошо объясняет бывший диссидент, известный ученый Игорь Шафаревич. Только революция опирается всегда на самые широкие народные массы. С их помощью она совершает политический переворот и устанавливает в стране новый режим. Так, например, прошла в Латвии «песенная революция».
Потом, когда власть захвачена, понятие «народ» начинает скукоживаться. Оно сжимается, как шагреневая кожа, и в конце концов начинает означать лишь маленькую часть обитателей страны. Этот «малый народ» составляет правящая элита с обслуживающим ее чиновничеством. Остальные – те, кто выходил на митинги и баррикады, кто до сих пор голосует на выборах за своих кумиров, – властям, кроме как на этих выборах, больше не нужны.
Теперь это – просто население. Почему – ясно из определения. Ведь что такое народ? Это силы, которые, благодаря социально-имущественному и политическому положению, способны влиять на развитие общества и на устройство государства. Именно этого правящая элита не хочет. Влиять на положение вещей теперь должна только она и никто другой. Она даже приняла закон, карающий любого вне элиты, кто посмеет подать голос за изменение существующего режима.
Так бывший народ лишили его общественно-политического статуса. И под сурдинку – имущественного тоже. Чтобы у него не было ни моральных сил, ни материальных возможностей противостоять решениям властей. Свою политическую дееспособность он утратил.
Впрочем, какие-то права и свободы населению формально оставили. Оно ведь участвует в выборах! Этого правящая элита не боится, потому что кто голосовал за нее, тот и будет голосовать. Практически у ее избирателей нет другого выбора. Вернее, выбор-то есть – отдать голоса либо за правых, преимущественно своих соплеменников, или за тех, кого их научили называть krievi. Но за вторых они голосовать ни при каких обстоятельствах не станут – правящая элита в этом уверена.
Населению оставлено еще одно право – роптать на кухнях. Население чувствует себя ненужным, лишним, и, действительно, понемногу ропщет. Только ропщи не ропщи, ничего ведь не изменишь. Во всяком случае до тех пор, пока не осознаешь всей глубины водораздела, который растет между командующим парадом «малым народом» и прочим населением.
Такое осознание приходит медленно. Каждый осознавший напоминает отколовшуюся льдину, начинающую дрейфовать в этом водоразделе. Из них постепенно и складывается та самая общественная прослойка, которую раньше называли интеллигенцией.
Эта осознавшая себя часть общества начинает себя же противопоставлять властям. То есть «малому народу». Вспомним, в советское время считалось, что интеллигенция, хоть и называлась его совестью, от «народа» была далека. Тут есть о чем подумать – чьей совестью ее считали и от кого она была далека.
Противостоя властям, интеллигенция все свои традиционные игры начинает сначала. Функция ее сегодня что и раньше – научить население не роптать, а относиться к правящей элите точно так же, как та относится к населению. Пренебрежительно, жестко и главное – не потакая ее меркантильным интересам. Если интеллигенция сумеет это сделать, она снова увлечет за собой народные массы и вернет им прежний статус общественно-политической силы.
Правда, тут есть один нюанс. Мы уже становимся Западом, а власти там не лыком шиты. Там гусей не дразнят, их приручают. Осознавшую свои возможности прослойку на Западе прикармливают, искусно превращая в хорошо ситуированных интеллектуалов. В средний класс, довольный жизнью и собой. И там уже амебообразную массу населения вытащить из ее «потребительского рая» никому не по силам.
