Если у вас нету дома, его вам не потерять (за долги), и судебные исполнители вкупе с полицейскими никогда не придут и не выставят вас из него на улицу. Вот и «думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь», как поется в известной песенке. Эдуард Жемайтис, экономист, авторитетный эксперт в области недвижимости с 15–летним стажем, советует НЕ ИМЕТЬ, потому что ИМЕТЬ недвижимость, предлагаемую сегодня унылым и парализованным латвийским рынком, по его мнению, потеряло смысл. «Мой дом» в Латвии перестал быть «моей крепостью». «Недвижимость перестала быть символом благосостояния, успеха и преумножения богатства. Этот процесс в Европе, где такого рода кризисы случаются регулярно, давно уже пройден, и недвижимость не является символом статусности», считает Жемайтис.
Жемайтис наступил на нашу любимую больную мозоль, назвав Ее Величество Недвижимость фетишем. Легко сказать. А куда, спрашивается, девать нашу к ней психологическую привязанность, обусловленную исторически? «Вырастить дерево, построить дом, родить сына», — гласит восточная мудрость о трех главных жизненных целях человека, вторая из которых — иметь недвижимое имущество в собственности. Для нас это нечто генное, один из основных инстинктов.
Но в том–то и дело, что мудрость — восточная, а мы нынче в ЕС, на Западе то есть. Сами (большинством гражданских голосов) напросились в чужой монастырь, где свой устав, свои моды…
Бежать или не бежать — вот в чем вопрос
Наши люди, которые, как известно, в булочную на такси не ездят (что в данном случае важно), претерпевают грандиозные страдания. С ними случилась такая трагедия, что Вильям Шекспир отдыхает. Разве ж они не работали, не горбатились всю жизнь на свою неказистую недвижимость, у многих единственную? Разве ж их не ИСКУШАЛИ (что само по се6е великий грех) западные банки 100–тысячными кредитами под хрущевки, коварно и — есть подозрение — целенаправленно заманивая в долговую яму? Разве ж они знали, что грянет кризис, что не будет работы, а если будет, то, судя по зарплате, лучше бы, чтобы ее не было? Что платить банкам будет нечем и что свою недвижимость придется терять? Не думали не гадали. Их явно подставили — даже не банки, а, скорее всего, кто–то очень–очень умный за океаном, тот, кто и сам банки подставил, и кто уже готовит новый, перекроенный, послекризисный мир, с новой валютой вместо рухнувшей долларовой пирамиды.
К тому же, им подало дурной заразительный пример правительство страны, убеждая собственным примером, что брать немерено кредиты — это хорошо. «Полстраны набрало кредитов», — констатирует Жемайтис. Мало того. Поскольку залог упал в цене и перестал обеспечивать сумму долга («тела кредита», процентов и штрафов), на заемщике остается пожизненное ярмо долга. В общем, весело.
Наукой психологией давно подмечено, что, сталкиваясь с какой–либо душераздирающей дилеммой, люди ведут себя трояко. Можно рвануть на груди рубаху и вступить в показательный бой с открытым забралом — раз. Можно тянуть рабскую лямку до конца дней своих — два. Можно бежать от проблемы — три; что и предпочитают делать люди в 70 процентах случаев еще со времен охоты на мамонтов, вследствие своего человеческого естества. Так что на повестке дня — «бежать или не бежать». Вот в чем вопрос, как сказал бы Вильям Шекспир.
Игровая пауза
«В любом случае надо кончать со светлой советской верой в будущее», — сказал, как отрезал, Жемайтис. Его прогноз неутешителен: «Запомните, ничего само собой не рассосется! Заминка с выселениями за долги, которая сейчас произошла, связана с тем, что шведские банки, которые вкладывали сюда деньги всей Европы, тоже несут кое–какие обязательства. Эти огромные корпоративные структуры не хотят самоликвидироваться. Пока все замерли и ждут. Потом — может, через год, может, уже к лету, — НАЧНЕТСЯ. Нет, катафалки не будут ездить по улицам, собирая мертвых, как во время чумы. Процесс потери квартиры индивидуален, его никто не будет афишировать. Многие должники будут просто бросать квартиры. Чем быть рабом на всю жизнь, они предпочтут бежать. Можно затеряться в Европе, но Россия — все–таки лучшее место, так как она не в поле зрения ЕС».
А почему бы в самом деле отечественному должнику не сбежать, как бежали от рабства крепостные крестьяне на Дон, становясь вольными казаками? Что ему терять, кроме своих цепей? Какие европейские радости? А поймают вряд ли — должников столько, что банки замучатся их ловить. «Должник уже выпал из активной общественной и экономической жизни, — справедливо заметил Жемайтис, — хотя, правда, еще до конца не осознал, что он раб кредита на продолжительный период. Но он уже не может спокойно владеть недвижимым и даже движимым имуществом, на всякий случай переписывая его на родственников и друзей или придумывая другие «наихитрейшие хитрости». Не может устроиться на легальную работу, потому что исполнительный лист тут же найдет героя — до 30 процентов по закону надо будет отчислять из зарплаты».
Знаю по личному опыту, что должник вынужден изображать из себя малообеспеченного, безработного, больного, социально проблемного, даже если на самом деле это и не совсем так. Чтобы кредитное учреждение ни в коем случае не подумало, что с него есть что взять. Кое–кто из натур с авантюрными склонностями так вошел в роль жертвы (хотя поначалу таковой действительно являлся), что уже успел с ней сжиться и состояние игры — кто кого? — даже понравилось. Лежачего–то не бьют. Однако как долго? Рано или поздно игры кончаются, здесь или «там» — все равно. Похоже, придется начинать новую жизнь. Вон Жемайтис слышал, будто в Америке люди новую жизнь, с нуля, начинают 3–4–5 раз, и ничего. Так то ж за рубежом! Нет, страшновато все–таки.
Человек, который решает проблемы
Так назывался специальный человек из знаменитого фильма Тарантино «Криминальное чтиво», которого вызвали два гангстера. «Для начала помойтесь и приготовьте мне кофе», — велел человек, который решает проблемы. Так и Жемайтис, в беседе за чашкой кофе, советует должникам банков для начала помыться. В смысле нравственно. Внутренне исповедоваться, очиститься, признавшись самим себе: «Я сам виноват — в жадности и легкомыслии. Бес попутал». А все случилось оттого (по Жемайтису), что недвижимость свою люди получили от государства даром — за сертификаты.
В этом месте мы поспорили. Часто там, где один человек видит жадность, другой — естественную человеческую НАДЕЖДУ. Ведь люди верили в свои силы: если вложили деньги, они обязательно вернутся, думали они. Вспомним: лет пятнадцать подряд казалось, сам воздух был пропитан темой недвижимости — все будто «свихнулись» на ней. Все имело к ней отношение. Пишешь, бывало… да хоть статью о животных, о собаках, к примеру. Сразу — вопрос, обсуждаемый всей редакцией: каким имуществом — движимым или недвижимым — считать собаку? Полезли в словари. Оказалось, в соответствии с римским правом, движимым. Ну, а рыбки в аквариуме — движимое или недвижимое имущество? Аквариум, ясное дело, недвижимое, а рыбки? А? Этого не знал никто — даже, наверное, древние римляне, придумавшие всю эту канитель с движимостью и недвижимостью.
А ведь «Минздрав» предупреждал…
Но Жемайтис действительно ПРЕДУПРЕЖДАЛ (что многие помнят), а его, как мифическую предсказательницу Кассандру, никто не хотел слушать.
— Я кричал, я вопил: «Люди, что вы делаете, одумайтесь! Нельзя все время занимать!». В основном брали деньги НА БИЗНЕС. Не понимая, что бизнес — это тяжелый труд, круглосуточная работа. В Англии, например, кто хочет пробиться в средний или рабочий класс (что одно и то же, поскольку рабочий у них — это не тот, кто ходит в засаленной одежде и ругается матом, а тот, кто работает, включая священников), понимает, что благосостояние — цель бизнеса — достигается тяжким трудом. А наши люди считают, что бизнес — это приятная договоренность на кухне: а вот неплохо было бы провернуть нечто эдакое. Цепочка некомпетентных людей что–то обещает, рисует прекрасное далеко. Что, нет денег? Какие проблемы! А давайте заложим квартиры? Дава–а–йте!!!
Легко, весело и задорно мы отнеслись к кредитам на фоне всеобщего алчностного психоза, в атмосфере эйфории и агрессивной самоуверенности. Никакой боязни, никаких тормозов! Если на Западе взять кредит очень сложно — все просчитывается, все родственники предупреждаются, то у нас дочка запросто может не предупредить мать, что взяла кредит. Мать не знает, что дом заложен, а когда узнает — ахает, ужаснется, но все же надеется, что проблема как–то рассосется, ведь и у соседей точно такая же проблема.
На тему недвижимости, почти по Ленину, рассуждала каждая кухарка. Создавалось впечатление, что у нас Гонконг. Все знали цены, были возбуждены. Отдельная тема, поскольку большая часть кредитов шла через землю, — кредитование «перспективных земель» вдоль рек и озер. Только ленивый аферист не получил денег. Помню, дали денег даже какой–то панамской фирме с представительством в Риге на перспективные земли в Панаме. Шел бешеный оборот обязательств, которые перепутались и еще долго будут тормозить развитие экономики. Картина рынка недвижимости сегодня достаточно отвратительна. Это не только разруха, развал, отсутствие четких тенденций. Это еще и скопище человеческих трагедий, перепуганных, потерявших будущее людей, связанных с недвижимостью через кредитные обязательства.
Скоро прольется чья–то кровь. Ждем–с…
— Еще года полтора банки будут ждать роста цен. Продержится странная ситуация, уже имеющая место быть: человек давно перестал платить, а банк его уже оставил в покое, прекратил даже письма слать. По–моему, просто мучают народ, ПОКА у него ничего не отнимая. И у народа теплится надежда как–то ПРОСКОЧИТЬ. Метания, нестабильность ужасно расшатывают нервную систему. Между прочим, недвижимость, как я давно понял, — понятие не материальное, а психологическое.
Потом начнется беспредел. Банки захотят отделаться от недвижимости, поимев с паршивой овцы хоть шерсти клок. Появится масса мелких бандитских–полубандитских фирм, которые будут по дешевке скупать у банков заложенную проблемную недвижимость. За 10 процентов суммы! Даже за 5–3! Правда, у банка есть альтернатива — начать управлять этой недвижимостью. Но это означает разборки с должником. Который предоставит кучу справок о своей социальной незащищенности, о том, что его нельзя выставить на улицу. Банковским юристам придется ходить на суды, чего им не хочется. Скорее, юристы уговорят руководство подписать договор цедирования обязательств (передачи права требования долга). Лишь бы не тратить время! Вот тогда в массовом порядке пойдет процесс сбрасывания квартир.
Эти фирмы будут очень жестко обращаться с людьми, ни с кем не будут чикаться. Начнется массовое выселение, массовый выброс людей на улицу. А что вы удивляетесь? Что тут такого странного? Мы же в Евросоюзе! В Англии, насколько мне известно, была масса таких волн по выбрасыванию людей на улицы. И никто там, представьте, не переживает так сильно, как у нас, никто не устраивает манифестаций. Там все просто: если ты взял кредит, ты должен за это ответить. Процесс выселения идет ровно полгода. Судебный исполнитель за полтора месяца уточняет день выселения. Приходит в назначенный день с полицейским. О предоставлении другой жилплощади никто даже не заикается. Так, вероятно, будет и у нас. Потому что не может быть иначе. Пока же у наших должников не кончился период самозаговаривания, самоуспокоения. Но наивно надеяться, что долг как–то спишется.
15 лет штиля?
— Наши люди, беря кредиты, думали, что они стабильно жить будут, — они себе почему–то установку такую дали. Но любое общество, любая — особенно молодая — экономика, а значит, любая недвижимость, рано или поздно приходит к состоянию, близкому к коллапсу. Люди не хотели верить в саму возможность кризиса и падения. Потеря веры в недвижимость привела к потере желания ее приобретать и, стало быть, к тотальному падению цен и количества сделок на рынке.
Сейчас рынка недвижимости почти нет. Почти нет сделок. Штиль.
Есть какой–то пульсирующий оборот недвижимости, связанный с насущными необходимостями людей. Выросла дочка, например, ее надо отделить и т. п. Просто перекидывают друг на друга недвижимость. За 3 месяца зарегистрировано 200–300 сделок. Это ничто. Да, что–то, немногое, строится, но только муниципальное жилье. Еще долго большие пустые дома будут отличительным признаком городского пейзажа. Еще неизвестно сколько, может быть, 15 лет, рынка недвижимости как такового не будет. Реально управлять и экономикой, и недвижимостью будут те, кто давал деньги, — банки.
Беда в том, что слишком уж много людей участвовало в этой лихорадке. Значит, половина населения (взявшая кредиты) исключена из игры на рынке недвижимости. И никто не даст им новый. На бизнес тоже. А первоначального накопления капитала не позволят сделать низкие зарплаты и само поле экономической деятельности. Вывод: рынок недвижимости в том формате, в каком он был, больше не будет существовать никогда. Повторяю, лет 15 это будет слабенький рынок, работающий только в некоторых секторах. Будут зоны, где недвижимость не будет стоить ничего. Всегда она будет чего–то стоить в Риге, хотя бы потому, что здесь концентрируется большое число населения, значит, здесь есть потребление, будет развитие каких–то инициатив, бизнеса. Будет востребована небольшая дешевая недвижимость. Земля — меньше, решаться на строительство дома будет все меньше людей.
Здесь будут работать и что–то делать уже какие–то другие силы, например, датские агропромышленные концерны, которые сюда придут, начнут скупать территории. Возникнут новые совхозы.
Скромнее, еще скромнее
— Отношение к недвижимости изменилось — надо заболеть, чтобы человек стал относиться серьезно к своему здоровью. Привязанность к недвижимости ослабела, а на рынке недвижимости — застой. Если первой причиной этого являются люди, попавшие в кабалу, то второй — массовый исход людей в страны ЕС, на работу. Сами посудите: сегодня я работаю здесь, а завтра в Германии, зачем мне здесь свое жилье? Естественно, этот исход сократил количество игроков на рынке недвижимости, ослабил его.
Люди прочувствовали, что недвижимость может быстро потерять в цене. Но отличие недвижимости от движимости в том, что ее тяжелее продать, чем любую движимость. Она иммобильна. Прибавьте сюда отсутствие беспрецедентно легкого кредитования (сравните с беспощадной системой гарантов в, например, Германии) и получите мой прогноз: в ценовом разрезе мы вернемся к естественному состоянию рынка середины 90–х. В 1992–1993 годах, когда кредитования не было, я купил квартиру — 54 квадратных метра на улице Палму с паркетным полом — за 2800 долларов. Тогда уезжала бабушка в Швейцарию к родственникам, и она отнюдь не посчитала себя обиженной. Через год после ремонта эта недвижимость уже стоила 10 000 долларов. Вспоминаю и 1998 год, начало. На улице Чака на пятом этаже квартиры не стоили ничего, а стандартная цена эксклюзивной, подготовленной к ремонту квартиры на улице Сколас — 400 долларов за кв метр. В районах 2–комнатные серийки будут стоить не более 3 тысяч евро.
Квартиры в первую очередь будут СНИМАТЬ. Это нормально. В той же Германии 80 процентов населения не хотят владеть недвижимостью. Люди предпочитают пользоваться чужой. Ведь владение недвижимостью подвержено рискам — ее в один день не продашь, ее стоимость может резко упасть, она обрастает специфическими правилами управления, налогами.
Ценовой пузырь исчезнет окончательно, и наступит время РЕАЛЬНЫХ ВЕЩЕЙ, хотя груз долгов будет душить людей еще как минимум 10–15 лет. Банки больше не будут раздавать деньги. Мы уже банкроты, как правильно заметил депутат Соколовский. Сейчас идет процесс неплатежеспособности, работы с должником. И назначен администратор — МВФ. Он решает, что делать с должником, будет следить, чтобы человек не делал лишних трат, проверять счет. Замечу по ходу, что на Западе, если человек 5 лет проживет банкротом, скромнейшим социальным человеком, ему прощают долги. Хотя в разных странах по–разному. У нас процедур личного банкротства мало, так как надо содержать администратора.
Но люди привыкнут к новому уровню жизни и будут считать его нормальным, настроятся на скромность потребления.
В заключение — совет. Надо восстановить себя как личность, собрать в единое целое свое порубленное нервное состояние. Расстаньтесь с недвижимостью легко, если уж суждено ее потерять, и думайте о других вещах — о вечном, о природе, о прогулках на море.
