Почти сто лет назад, в октябре 1914 года, в нескольких номерах газеты «Русское слово» был опубликован очерк Александра Ивановича Куприна о Риге и рижанах. Что же привлекло в крупнейшем городе Лифляндии внимание великого писателя? Старый город? Югендстиль? Нет, огромный порт! Почему же?
Профессия – репортер
Пожалуй, никогда российская пресса ни писала о Латвии так много, как осенью 1914 года. Начавшаяся мировая война стала войной не профессиональных армий, а призванных в вооруженные силы народов. Почти в каждой российской семье кого-либо отправили на фронт. И для россиян вопросы военной стратегии и политики невольно стали личным делом каждого. Тут-то в России и вспомнили, что в Прибалтике живут немцы! Сразу возникли вопросы. Не предадут ли они? Кому желают победы? Каковы их отношения с патриотами России – латышами и эстонцами? В поисках ответов в Ригу отправилось немало журналистов.
Одним из них стал репортер «Русского слова» Александр Куприн. Это сегодня о Куприне вспоминают, прежде всего, в связи с его знаменитыми повестями и рассказами. А современники Александра Ивановича знали его и как известнейшего журналиста, автора талантливо написанных репортажей и очерков. Чем только не приходилось заниматься пытливому корреспонденту! Куприн летал на воздушном шаре, изучал водолазное дело, в 1910 году стал одним из первых в России пассажиров самолета…
Добавим, что в 1914 году Александр Иванович находился в зените славы. Несколькими годами ранее он был награжден (вместе с Буниным) престижнейшей Пушкинской премией, была издано его собрание сочинений. Неудивительно, что очерк Куприна о Риге вызвал большой интерес у читающей публики. К тому же писатель бывал здесь еще до войны и мог сравнивать город мирного времени и Ригу образца 1914 года. О чем же он поведал читателям?
Зов моря
Вот как описывал Куприн довоенную Ригу
«Раньше это был веселый, шумный, живой, богатый город, один из самых прелестных торговых портов России. Я до сих пор помню, как на Двине стояли тесно сотни пароходов и парусных судов: огромные, стройные трехмачтовики, мощные двухтрубные океанские пароходы, сотрясавшие воздух глубоким, волнующим ревом, неуклюжие черные, степенные баржи с лесом и хлебом, и, между ними сновали туда и сюда хлопотливые, запыхавшиеся паровые катера и плавно, точно лебеди, скользили, едва наклонившись на бок, изящные, белые, парусные яхточки. Я помню целый лес матч у снастей, точно перепутавшиеся между собою. Помню ряд могучих пароходных труб, белых, черных, желтых, красных, с опоясочками наверху…
Часами я следил, бывало, за пароходами, грузящимися куда-нибудь в Испанию или в Америку. Ловкие, мускулистые, крепкие матросы разворачивают на палубе просмоленный бунт каната. С визгом и грохотом идет вверх якорная цепь… Сердце сжимается от сладкого волнения, от беззлобной зависти, от страстного желания плыть морем далеко, в чужой край…
Теперь на Двине нет кораблей».
Итак, все описание довоенной Риги, яркое и образное, Александр Иванович ограничил рижским портом. После чего тут же начал разговор о реалиях военного времени. Почему же именно порту он уделил так много внимания? Думается, дело не только в том, что красивые корабли навевали романтическое настроение. В свой первый приезд в Ригу в 1909 году Куприн был уже не молод (как-никак 39 лет), успел послужить офицером в армии, поработать на заводе управляющим мастерской. Знал цену копейке, прекрасно понимал значение порта-кормильца как для Риги, так и для всей Лифляндии… О чем подробно рассказал в дальнейшем в своем очерке.
Немецкий выбор
Маститый писатель легко мог ограничиться в статье описанием города и изложением собственных мыслей – и в этом случае очерк несомненно вызвал бы немалый интерес. Но репортер «Русского слова» добросовестно проделал немалую журналистскую работу – для одного очерка взял множество интервью (семь из них нашли отражение в статье).
Одним из собеседников Куприна стал редактор самой популярной немецкой газеты Риги «Ригаше Рундшау» г-н Руец. Благодаря Куприну он вошел в историю! Причем описывал коллегу Куприн с большой симпатией. Писал, что именно так он представлял себе редактора или ведущего журналиста какой-нибудь респектабельной английской газеты. А встретил – в Риге. «Все в нем, начиная с ровного пробора в темных волосах и кончая лакированными туфлями… от сдержанных манер до приятного и длинного разговора – полно элегантности, простоты и достоинства настоящего джентльмена».
Редактор рижской газеты рассказал русскому писателю, почему немало балтийских немцев желают победы России. Он привел целый ряд аргументов. Один из них касался материального благополучия остзейцев. Александр Иванович так записал слова коллеги: «Если мы вообразим себе Прибалтийский край, покоренный германцами, с сухопутной границей и с таможнями в Двинске и в других городах, то неизбежно упадет материальное благополучие Риги, и из прекрасного порта, из богатого торгового города она обратится в маленький, рядовой городок…»
Итак, речь вновь зашла о порте. И не случайно. Как рассказал Куприну господин Руец, Рига в то время была самым крупным портом всей Российской империи. Добавим, что город имел не только большие доходы от транзита, но и удобный морской путь для доставки сырья, требовавшегося рижской промышленности, беспрепятственный выход на большой российский рынок, что привлекало в столицу Лифляндии крупные инвестиции. Можно было завозить сырье, перерабатывать, отправлять в Россию готовую продукцию. Так что уделяя огромное внимание порту, Александр Иванович зрил в корень.
Патриотизм латышей
Теперь, пожалуй, о главном, в статье Куприна, о взаимоотношениях немцев и латышей. О латышах Куприн писал с большой симпатией. И, напротив, отмечал, что политика немецких баронов была «без нужды надменной», рассказывая читателю, что немецкие бароны «попирают железной пятой» население Прибалтийского края.
Александр Иванович не поленился изучить историю Латвии и ознакомил с ней читателей «Русского слова». Речь шла о том, как веками угнетали латышей остзейские бароны, как прогрессивные немцы вроде Гарлиба Меркеля становились врагами в глазах соплеменников… Куприн не делал никаких выводов, но российскому читателю становилось очевидно: нужны перемены, российские власти должны защитить латышей от немецкого гнета.
Радовал Куприна российский патриотизм рижан. Один из его собеседников, присяжный поверенный, еврей по национальности, нашел определение для своей диаспоры: «Мы – русские евреи». А вот как Александр Иванович писал о латышах: «Сейчас латыш идет на войну, как на настоящее серьезное дело…» Несмотря на недолгое пребывание в Латвии, писатель точно уловил суть. До создания добровольческих латышских стрелковых полков оставалось еще более полугода. Но Куприн почувствовал – латыши свой выбор сделали. А выбор, между прочим, делался между Россией и Европой. Можно было в стрелки пойти, а можно было в пронемецкие партизаны податься, чтобы побороться за возможность жить в Европе. Но в стрелки пошли многие, а ни одного антироссийского партизана среди латышей не нашлось.
Куприн привел и свидетельства российских офицеров, в подразделениях которых служили латыши, что те хорошо воюют – не ведут беспорядочной стрельбы, а всегда тщательно целятся в противника.
Очерк Куприна не только был опубликован в газете, его включили в изданный в столице России сборник «Прибалтийский край и война». Тогда, конечно, никто не мог знать, что через три года латышские стрелки станут красными стрелками, а в 1920 году Александр Иванович Куприн отправится из России в эмиграцию…
