За последние 15 лет население Латвии уменьшилось на сотни тысяч человек. Несмотря на репатриацию с Запада и с Востока, смену национальности частью жителей республики, на десятки тысяч сократилось в Латвии число латышей. Вымирание продолжается, что вызывает у некоторых латышских экспертов страх перед возможной миграцией в Латвию с Запада.
Бывало ли столь же резкое уменьшение населения в прошлом? Случались даже более драматичные ситуации. А наибольшее в истории Латвии сокращение жителей приходится на Первую мировую войну. Но в 20-30-е годы в Латвии никто не боялся миграции с Запада. Почему же?
Миллионный латыш
После Первой мировой войны латыши не боялись исчезнуть как народ и уверенно смотрели в будущее. Основанием для оптимизма стал быстрый рост неселения в ХVIII-ХIХ-м столетиях. История свидетельствует, что большим народом, превышающим миллион человек, латыши стали за время нахождения Латвии в составе Российской Империи. Факты, доказывающие это, стали публиковаться в Риге почти сразу же после разрушения империи. Интересные сведения, к примеру, содержатся в изданной в 1923 году в ЛР книге “Statistikas ziņas par Latviju”. В ней говорится, что в 1720 году в Латвии проживали лишь 200 тысяч латышей (Это было, уточним, после эпидемии чумы). В 1820 году в Латвии насчитывалось уже 695 тысяч латышей. Дарованная императором Александром I крестьянам Лифляндии и Курляндии личная свобода безусловно стимулировала рождаемость. В 1885 году численность латышей достигла уже 1,23 миллиона человек.
Во второй половине ХIХ столетия латыши превосходили по численности балтийских немцев уже примерно в 10 раз. Исторический факт: когда остзейцы стали жаловаться на свою тяжелую участь канцлеру Германской Империи Бисмарку, тот в ответ посоветовал: “Производите детей.”
В “Statistikas ziņas par Latviju” сообщалось, что в 1914 году количество латышей превысило полтора миллиона. Факт весьма примечательный. В годы недавней Атмоды был весьма популярен тезис, о том , как обижали латышей в Советском Союзе: мол, в 80-е годы их численность в республике была немного меньше, чем пятьюдесятью годами ранее. Но как явствует из изданной в 1923 году книги, и в 20-е годы число латышей в Латвии не достигало уровня существовавшего до Первой мировой войны: понесенные в ходе ее потери оказались очень трудно восполнимы.
Итак, с 1720 по 1914 годы, как явствует из изданной в 1923 году книги, численность латышей увеличилась более чем в 7 раз. Это позволило создать и отстоять независимое государство.
После катаклизма
Первая мировая и последующая за ней гражданская война создали в Латвии катастрофическую демографическую ситуацию: с 1914 по 1918 годы население Латвии сократилось более чем на миллион человек – с 2,5 до 1,48 миллиона. Численность латышей в ЛР в 1920 году ненамного превышала миллион. Рига казалась полупустынной: если в 1914 году в ней проживали полмиллиона человек, то в 1920-м – в 2,5 раза меньше.
В стране первое время после окончания гражданской войны царили нищета и голод: еще в 1920-м году в Латвии запрещалось даже производить пиво, чтобы не расходовать зерно на цели, не связанные с обеспечением населения продовольствием, а газеты серьезно обсуждали, может ли страна позволить себе экспорт тряпья или же все оно необходимо Латвии для собственных нужд.
Что же сделали отцы-основатели нового государства, чтобы изменить демографическую ситуацию к лучшему? Еще в 1919-м году был принят закон о гражданстве, который предусматривал даже больший либерализм, нежели просто нулевой вариант. Этот закон признавал автоматическое право на гражданство каждого, кто проживал в Латвии к началу Первой мировой войны, но потом выехал за ее пределы. При этом никого не интересовала национальность репатрианта.
В августе 1920 года в мирном договоре с Советской Россией Латвия специально оговорила право всех проживавших в республике до мировой войны на репатриацию. Вот данные известного государственного деятеля Первой республики, начальника статистического управления Латвии, а затем премьер-министра ЛР Маргера Скуениекса: уже в первой половине 20-х годов в Латвию вернулись более 200 тысяч репатриантов. Были среди них и бывшие латышские красные стрелки и десятки тысяч нелатышей. Заметим, что удельный вес нелатышей среди переселенцев (более 25 процентов) даже превышал удельный вес нацменьшинств в общем составе населения страны. Почему же русские не боялись ехать в национальное государство?
“К русским отношение отличное”
Еще в 1921 году известный советский художник Игорь Грабарь, посетив Ригу, с некоторым удивлением написал: “К русским отношение отличное: везде говорят по-русски, охотно по-русски отвечают: в трамваях, на улицах, в магазинах, во всех государственных и общественных учреждениях”. В Риге на нескольких языках вывешивались вывески в магазинах, даже на первых латах имелись не только латышские, но и русские надписи. В 1922 году на выборах Рижской думы горожанам разрешили заполнять избирательные бюллетени на русском языке (тогда на выборах предусматривалась возможность вписать фамилии других кандидатов в список). В 30-е годы совет Банка Латвии однажды рассмотрел вопрос: что делать банковским служащим, если, к примеру, вексель написан не на государственном языке и к тому же в нем указано несуществующее ныне название города, к примеру, Двинск или немецкое Митау. Руководители госбанка решили: банк должен не лингвистическими вопросами заниматься, а в первую очередь, способствовать хозяйственному развитию Латвии. И, коли клиенты предпочитают такие векселя, клиенты всегда правы.
Сытый сытого разумеет
Заметим, что хозяйственное развитие осуществлялось весьма успешно: в 30-е годы прошлого века Латвия сумела даже войти в первую десятку стран Европы. Конечно, стране было очень далеко до Англии или Франции с их обилием автомобилей, телефонов и квартир со всеми удобствами. Но, во всяком случае, народ был сыт: по производству молока на душу населения Латвия вышла на второе место в мире, мяса – на третье. Вот этой сытой Латвии и пригодились сотни тысяч репатриантов.
В 20-е годы численность населения страны быстро росла: сказывались и репатриация, и превышение рождаемости над смертностью в небедном государстве. До дореволюционного уровня было еще далеко, но в 1930 году жителей в ЛР было примерно на полмиллиона больше, чем в момент провозглашения независимости.
В результате, несмотря на рост промышленности, рабочих рук, в основном, хватало. А в годы так называемого всемирного великого кризиса 1929-1933 годов даже образовалась немалая безработица.
В середине 30-х годов зажиточная Латвия стала привлекательной для иностранцев из более бедных европейских стран. Каждое лето в страну из Польши приезжали несколько тысяч сельскохозяйственных рабочих или попросту говоря батраков. Но в целом большой миграции не происходило – не было в ней экономической потребности. Сказалась мудрость отцов-основателей Латвии: в страну въезжали репатрианты, жившие здесь до 1914 года, то есть имевшие местные корни, а не неведомо откуда приехавшие искатели счастья.
Ныне сложилась прямо противоположная ситуация: нелатышское население “выдавливается” из Латвии, смертность превышает рождаемость. В этих условиях противникам миграции остается только утешать себя надеждой, что Латвия еще очень долго будет непривлекательной страной для живущих на Западе турок, курдов, арабов. Но это, согласитесь, тот случай, когда “лекарство” хуже болезни: все таки лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и напуганным грядущей миграцией.
