Вопросы правозащитнику и депутату парламента от ЗаПЧЕЛ, которые задают чаще всего
– Владимир Викторович, в вашей биографии есть, на посторонний взгляд, некая… ну, скажем, странность. 30 лет вы занимались сугубо научной работой, защитили кандидатскую диссертацию в области гидрогеологии. Вы создали компьютерную модель подземных вод Латвии, вы оценили запасы подземных вод в районе Даугавпилса, и построенный водозабор до сих пор остается источником питьевой воды для города, вам принадлежат несколько десятков научных работ – словом, вполне успешная жизнь в науке, и вдруг…
И вдруг вы уходите в правозащитную деятельность и становитесь едва ли не самым «скандальным» депутатом латвийского Сейма. Какая из этих двух ипостасей – кабинетного ученого и политика вам по складу характера, по призванию, если угодно, ближе?
– В депутаты я сам не просился. А две моих биографии на протяжении 12-ти лет совпали. Я достаточно успешно работал уже в новой Латвийской республике, и то, что мне удалось сделать благодаря появлению совершенно фантастической компьютерной техники, меня вполне удовлетворяет. К сожалению, государства, ради которого стоило стараться, не существует. Осколки Империи пребывают в варварстве, как и полторы тысячи лет назад. Латвия, ставшая неким поставщиком финансовых, туристических и даже сексуальных услуг, в такого масштаба научных исследованиях не нуждается. Но и во второй половине жизни я отнюдь не бросил науку. Тексты шести книг, написанные с моим участием, посвященные массовому безгражданству, в частности, и положению русскоговорящей общины вообще, это добротные научные работы. Распространенные по всему миру, они являются мощным аргументом в пользу коренного решения всех наболевших русских проблем.
«Бобик» для депутата
– Еще вопрос. Вы на редкость часто оказываетесь в центре внимания полиции безопасности. Сами напрашиваетесь на особый интерес к вашей персоне, или чем это вызвано? Опять же странно: ученого, депутата парламента то и дело заталкивают в полицейский «бобик». Это что за феномен?
– У Сахарова, между прочим, – не сочтите за нескромность эту параллель – тоже все телефонные разговоры прослушивались. А наши спецслужбы, они созданы были для того, чтобы защищаться от русских. Нашу агрессивность и способность защищать свои интересы достойными методами спецслужбы явно преувеличивают, но за лидеров, выделяющихся своей активностью, они брались, конечно, в первую очередь. Мне особенно запомнился трехдневный допрос 1993 года в Генпрокуратуре на предмет моего пребывания в запрещенных общественных организациях. Тогда больше всего меня порадовал тот факт, что, когда я вышел из учреждения, прямо под его вывеской был наклеен плакат Латвийского комитета по правам человека – напоминание о преступлении апартеида и ответственности за него.
– Вы не оговорились, сказав, что полиция безопасности была создана именно и в первую очередь для защиты от русских?
– Я исследовал деятельность полиции безопасности достаточно профессионально, будучи делегирован от фракции в комиссию Сейма по национальной безопасности. Они всегда вели оперативное наблюдение за активистами ЗаПЧЕЛ, хотя в разные годы с разной степенью интенсивности. Например, в период борьбы с так называемой «школьной реформой» за мной все время ходил «топтун». И когда он же командовал поисками бомбы во Дворце спорта, где проходил первый съезд Штаба защиты русских школ, он был в форме, и я обнаружил, что он – подполковник. Такая вот честь… Так что меня, депутата Сейма, опекали. Ближе я познакомился с ним, когда двух мальчишек по окончании демонстрации школьников сняли прямо с колен мраморного Райниса, где они держали плакат с надписью «Вместе мы – сила». Полиция тащила их стремительно, но я догнал, сел с ними в полицейскую машину, поехал в участок, и вот там и возник этот мой «телохранитель» и попросил сказать несколько слов в телекамеру о том, что я, дескать, оказался в участке добровольно и к полиции претензий не имею. Претензии с моей стороны, конечно, были, о чем я не преминул сообщить, а мальчишек я опекал до самого суда, который мы полностью выиграли, и благополучно вернули ребят счастливым родителям. А вся подготовка к тому суду проходила в моей квартире.
– А что, понятия депутатской неприкосновенности у нас не существует? Во всяком случае, в отношении вас.
– Существует, разумеется. Иначе я не сидел бы сейчас перед вами и не разговаривал бы так бодро. Вот в последнем конфликте благодаря нашему славному мэру Нилу Ушакову, который заставил подчиненных ему полицейских разогнать совершенно законный пикет против улицы с именем Дудаева, у меня вырвали табличку с надписью о числе жертв терракта в Беслане. Вначале затаскивали в полицейскую машину, потом – вытаскивали, но все время помнили о статье 29-й Конституции. Поэтому, когда я сразу после этого пошел на заседание Сейма, мне даже не пришлось чистить пиджак.
– То есть они знали, кого заталкивали в машину?
– Ну, конечно.
– И закон это позволяет?
– Статья 29 категорически не позволяет задерживать депутата или каким-либо образом ограничивать его свободу, и меня очень уговаривают пожаловаться на полицию. Но имея на руках 9 незаконченных дел судебных дел, каждое из которых затрагивает интересы тысяч людей, у меня просто нет времени начать десятое, сугубо индивидуальное.
– У вас семья, трое детей. Как они относятся к вашей деятельности, к вашему имиджу вечного возмутителя спокойствия?
– В период борьбы против школьной реформы обе мои дочери участвовали почти во всех массовых акциях, которые проходили в Риге. Более того, коль скоро у меня депутатская неприкосновенность, и депутаты все же больше известны народу, чем простые смертные, я всегда шел впереди колонны, в левой моей руке была рука старшей дочери, в правой – младшей.
– А жена за вас не боится? Не призывает угомониться, наконец?
– Я очень стараюсь, чтобы жена обо всем узнавала последней (улыбается, несколько озабоченно).
Все повторяется и еще повторится
– Вы – очевидный сторонник прямых акций ненасильственного сопротивления. Но часто люди относятся к ним или настороженно, или даже с раздражением, как если бы потеряли веру в их успех.
– Сказанное вами противоречит теории возникновении, развития и прекращения конфликтов. В независимой Латвии было два пика этнических конфликтов. Первый произошел в 1995 году, когда выяснилось, что неграждане являются невыездными. Трехтысячная демонстрация у Кабинета министров с выходом к пикетчикам бледного, как мел, министра внутренних дел, была тогда вполне рядовым эпизодом.
Следующий конфликт возник в период с 2003-го по 2005 год. Даже в конце периода, когда бескровная революция в защиту русских школ близилась к концу, тысяча человек вышли 4 мая 2005 года к памятнику Свободы – в 15-ю годовщину провозглашения Декларации о независимости. Людей было даже больше, чем полицейских, и они сорвали официальным властям праздник. Разумеется, учитывая ситуацию с правами человека в республике, особенно с правами русскоязычного населения такие вещи еще повторятся не раз.
– Словом, вы уверены, что эти акции сыграли свою роль?
– Разумеется. Если бы мы вели себя как бараны, идущие на бойню, никакого статуса негражданина не было бы. Не было бы никакой натурализации, а все те люди, что сейчас являются негражданами или уже стали гражданми Латвии, получили бы срочный вид на жительство, который власти могли бы аннулировать в любой момент. Этот вариант рассматривался еще в Верховном Совете, и как раз русская оппозиция, которая в нем была, добилась, чтобы этого не произошло.
– Это дела уже давно минувших дней, а у людей короткая память. Но вы утверждаете, что именно так все и было задумано в отношении русских Латвии?
– Оглашаю факт. Желание, чтобы нас здесь не было, проявлено куда как четко. В том, что оно не реализовалось, «виновата» наша деятельность по привлечению международного общественного внимания к ситуации в Латвии. Сюда была прислана постоянная миссия ОБСЕ, с которой и я тесно контактировал. Они изволили спросить меня, бесправного негражданина, каким должен быть закон о негражданах, я изложил свою точку зрения в письменном виде и с интересом наблюдал, как она была внесена в парламент от имени правительства.
– Вы хотите сказать, что иначе как многотысячными акциями протеста до наших правителей не достучаться?
– Я этого не говорил. Я говорил про миссию ОБСЕ, которая появилась благодаря нашим аналитическим материалам, которые мы рассылали по разным адресам. И о законах, которые разрабатывались и с моим участием. Мы вовсе не стояли денно и нощно с плакатом на площади – были и совсем другие виды деятельности, подавляющему числу людей недоступные, эффективность которых ничуть не хуже, чем тех, что заметны всем.
– Надо ли тормошить народ, чтобы он не превращался в молчаливых ягнят? Может, не надо, может, сейчас не время? Народ, по моим наблюдениям, не склонен проявлять открытого недовольства. Разговоры, как когда-то, все больше по кухням…
– Нет смысла дергать цветок, чтобы он скорее вырос. Период спада общественной активности я с удовольствием использую для аналитической деятельности, позволяющей доказать, в каком плачевном состоянии пребывает русская община Латвии. А в партию не прекращает вступать молодая поросль.
О чем он поведает внукам
– О какой из ваших правозащитных или парламентских побед вы расскажете своим внукам с особенным удовольствием?
– Самой яркой все-таки была, наверное, победа в Большой палате Европейского суда по правам человека по делу о пенсиях неграждан. Я там работал, разумеется, не один, нас было трое, бывших неграждан, и мы поставили Латвию в интересную позицию, выиграв у нее по голосам судей в соотношении 16 против одного. Такого в Латвии не было за 15 лет действия Конвенции на ее территории, и еще 15 лет не будет, разве что мы очень постараемся.
– Важна была не только победа, но и внимание к Латвии международной общественности?
– Ну, против нас ведь работали лучшие юристы Латвии, защищая право страны по-прежнему дискриминировать неграждан в отношении пенсионного стажа, накопленного за пределами Латвии в советское время. Раз пять по этому поводу заседал Кабинет министров. Это уровень нашего сражения. Чтобы было понятно, это все равно, что золотая олимпийская медаль в любом виде спорта. Конечно, беспрецедентный отказ властей выполнять этот приговор несколько омрачает нашу радость. Но есть еще выигранный в Конституционном суде процесс о свободе собраний, в котором мы победили с Алексеем Димитровым. И свобода собраний в Латвии с уровня, достойного Ирана, сразу перешла на уровень европейский. Все те мощные акции, во время которых перегораживали депутатам дорогу в Сейм, – акции 2006-2008 годов в борьбе за экономические права, «революция зонтиков», которая смела правительство Калвитиса и прервала множество коррупционных схем, – все это стало возможным только благодаря тому, что мы вернули Латвии свободу собраний.
– Но, вы сказали, Латвия отказалась выполнять приговор Европейского суда. Как такое вообще возможно?
– Через 5 дней после оглашения приговора, 24 февраля 2009, года правительство собралось на очередное заседание по этому поводу. Годманис тогда был премьером, и он, по регламенту, был единственным, кто имел право объявить заседание закрытым. Выступления ораторов на закрытых заседаниях не протоколируются, но сообщается их список и решение правительства. Там, кроме двух чиновников МИДа, выступали не имеющие никакого отношения к пенсиям сам Годманис и министр сообщений Шлесерс. Министерству благосостояния было дано задание разработать закон, который бы отнял и у граждан право на пенсионный стаж, накопленный за пределами Латвии. Этот закон благополучно прошел в Сейме два чтения, но был утоплен не без моего участия в социальной комиссии в декабре 2009 года. После, кстати сказать, пятикратного рассмотрения.
Было и несколько депутатских запросов ЗаПЧЕЛ на эту тему, мы выдвинули два альтернативных законопроекта. О каждом из этих действий можно написать отдельный роман. Мы составили и иск в Конституционный суд, приговор которого правительство проигнорировать не сможет. Согласно иску, 57 000 негражданам должны вернуть незаконно изъятые у них 78 миллионов латов. Материалы будут готовы к рассмотрению 24 сентября, а приговор узнаем до конца года.
– О вашей работоспособности ходят легенды. В одном только Сейме восьмого созыва 170 ваших личных законодательных предложений. Вы абсолютный лидер по числу выступлений и в 8-м, и в 9-м Сеймах, и каждое ваше выступление могло бы стать полноценной журналистской статьей. Вы с какой-то фантастической скрупулезностью вникаете во все юридические, правозащитные, социальности тонкости. А как бы вы сами определили коэффициент полезного действия вашей деятельности?
– Я думаю, он высок. Я являюсь самым продуктивным депутатом Сеймов обоих созывов.
Политика – грязное дело?
– Представьте на минуту, что «пчелы» вдруг решили оставить арену сражений. Что изменилось бы в республике?
– Русский вопрос в парламенте не поднимался бы вовсе, и все мы быстро бы почувствовали на себе последствия этого. Вот простой пример. Мы сумели остановить массовую языковую аттестацию в частной сфере. Кабинет министров Годманиса радостно увеличил в 25 раз список профессий, подлежащих аттестации. Мы посчитали, что в результате могли бы потерять работу 70 тысяч человек. Как раз столько примерно вакансий обещал г-н Шлесерс, который был в этом Кабинете министров и, следовательно, голосовал «за». Уволить, значит, русских и принять на их место латышей.
– То есть, по сути дела, это было очередной попыткой очистки территории Латвии от русских?!
– Это было прекрасным профилактическим средством от безработицы в латышской среде.
– Но ведь это было еще до кризиса, еще до того как безработица вовсю разгулялась по стране?
– Дело было в июле 2008 года, когда хорошим аналитикам все было ясно. А катастрофический спад произошел уже в декабре. Уже тогда понимали, что кризис не за горами. Годманис и был как раз кризисным менеджером.
– Вам все же удалось остановить эту годманисовскую акцию. Каким образом?
– Мы сумели доказать, что Центр языка просто не сможет аттестовать такое количество людей. Пока все отложено до «после выборов». Кстати, «Центр согласия» на эту тему не произнес ни звука.
– Что не мешает его популярности…
– Эта партия, конечно, получит много голосов в 10 Сейме и будет пытаться в очередной раз войти в правительство. При этом я предполагаю, что большая фракция расколется на несколько обломков. Например, изолируют депутатов-социалистов, как согласисты уже сделали в начале полномочий 8 Сейма, – чтобы никого там не раздражала тень Рубикса. Потом группировки будут сводить счеты между собой. Уже в 9 Сейме согласисты ввели табу на русские вопросы, и это доказывает, что они не будут их поднимать, даже если их и возьмут в правительство. В этом случае они и в правительстве будут вести себя пассивно, как вели себя в нынешнем составе Сейма, – чтобы ничем не выделяться, не отличаться от латышских партий.
– Но, может, действительно стоит сначала любым путем войти в правительство, а уж потом конструктивно решать проблемы, в том числе и русские?
– Теоретически можно рассматривать такой «усыпляющий оппонента» вариант поведения, но я не верю в конспирологические таланты Урбановича. Так не бывает, чтобы люди, которые полностью отказались от борьбы за интересы русской общины. вдруг резко изменились, стали на диво работоспособными, стали выполнять свои обязательства перед избирателями. Голос, поданный за «Центр согласия», – это голос, выброшенный в мусорный ящик.
– Категорично, однако. Вас не смущает, что это заявление сочтут за классический предвыборный пиар?
– Я отвечу вам словами, которые произнес когда-то на партийном съезде: если бы не было ЗаПЧЕЛ, те немногие из нас, кого не вытеснили бы и Латвии, ходили бы сейчас со срочными видами на жительство, говорили бы на родном языке только на кухне, опасаясь использовать его на улицах, а в Задвинье вместо памятника освободителям Риги стоял бы памятник легионеру, которому фюрер вручает «железный крест».
– Вы уверены в этом?
– Абсолютно. Если мы не сможем делегировать в парламент людей, которые способны нас защищать, мы, русские, кончим плохо.
– Как вы относитесь к выражению «политика – грязное дело»?
– Ну… (вздыхает) в политике много людей, которые, как известное животное, везде грязь найдут. Поэтому ничего удивительного, что люди так говорят и думают. Но можно вести себя в политике по-другому, и ЗаПЧЕЛ тому пример.
Типовой портрет ассимилянта и соглашателя
– Скажите, вы не думаете, что, в конце концов, произойдет такая противоестественно-естественная ассимиляция русских? Что им самим не слишком дорог будет русский язык, русская культура. Что русским покажется гораздо комфортнее вписаться в латышское сообщество. Молодое поколение латышский язык будет знать, и «русский вопрос» вообще отпадет сам собой…
– Вы нарисовали типовой портрет избирателя «Центра согласия». В принципе русские общины, которые образовались во многих странах Европы после революции и гражданской войны, пошли по этому пути. Наша же партия в лице своих лидеров, прежде всего в лице Татьяны Жданок, повела себя совершенно иначе. Татьяна Аркадьевна, будучи единственным русским депутатом Европарламента, сумела создать Европейский русский альянс, который объединил социально активных русскоязычных жителей ЕС. Была оказана огромная помощь русским Эстонии, когда против них в полном объеме применили силу в истории с «Алешей». Деньги на адвокатов для всех четверых ребят, которых посадили, были собраны здесь, в Риге, 9 мая у памятника Освободителям. И защита ребят велась из Брюсселя, и наши депутаты, в том числе Юрий Соколовский и Наталья Елкина, вместе с Татьяной появились в Таллинне на второй день после погрома, опередив депутатов Российской Госдумы. Вот это совершенно другое поведение, которое исключает ассимиляцию.
– Ваше поведение мне понятно. Но я не уверена, что народ готов вести себя так же. Ассимиляционная политика, по моим наблюдениям, дала свои всходы в народе. И вы не ответили на мой вопрос: вы считаете нужным бороться за права русской общины, но, быть может, ей, этой общине, уже плевать на эту борьбу?
– Пока люди выдвигают политиков, которые способны противодействовать ассимиляции, им, этим людям, это надо. Если они перестанут это делать, значит, ассимиляция становится неизбежной, и сопротивление ей сойдет на нет.
– Владимир Викторович, а почему ВАМ так важно выступать за права русских? В стране ведь сотни других проблем…
– (взгляд в сторону; так обычно реагируют на нелепые, если не сказать – глупые, вопросы ) Я – русский, и русским останусь. А то, что я с товарищами сделал для латышей, – к примеру, отстояли ту же свободу собраний, это деяние гораздо важнее достижения того или иного «национального» латышского политика.
– Но русских в республике еще много, а борцов мало…
– Я не думаю, что русская община Латвии в этом отличается от других общин и народов в целом. Когда приходит пик борьбы, появляются и Сергий Радонежский, и Дмитрий Донской.
– То есть пока петух в темечко не клюнет, и пока гром не грянет… Картинка, в общем-то, невеселая. А назовите с ходу три условия, совершенно необходимые республике для какого-никакого светлого будущего страны.
– (пауза, думает) Главное – это этническое равенство. Потом – правильное осознание своего географического положения и воспитание нового поколения, которое будет управлять своей страной лучше, чем их родители. Кстати, выросло очень хорошее поколение школьников 2003-2004 годов.
Быть празднику и на нашей улице
– А вы не думаете, что во многих ребятах, участвовавших в «школьной революции», остались горечь и разочарование?
– Умный поймет, что к чему, а некоторым людям ничего не докажешь. Если бы те ребята не участвовали в демонстрациях протеста, их жизненный опыт был бы сильно обеднен. Они учились стоять за себя, причем защищать свои права коллективно. Не случайно в списках на последних выборах Европарламента было несколько имен совсем молодых людей с великолепными способностями. Все – бывшие штабисты. Они теперь помогают нам и в Сейме.
– Ну, это, насколько мне известно, человека два-три.
– Извините, но по-настоящему талантливые люди – это штучный товар. И в колонну по тысячам их не построишь. Но были люди, которые сорвали сопротивление школьной реформе, не дали довести дело до конца. Этот стереотип – не надо сопротивления – вбивается в сознание людей.
– А кто, собственно, сорвал сопротивление?
– Будущий «Центр согласия» в это время подпирал своими голосами правительство меньшинства г-на Эмсиса, которое и подавило школьное сопротивление.
– То есть его действия были вполне организованными и осознанными?
– Конечно. Была создана специальная комиссия, возглавляемая помощником премьера по национальной безопасности г-ном Пантелеевым, которая работала против нас. А цээсники просто хотели ослабить конкурентов на выборах, и в средствах не стеснялись. Они воздействовали на русскую прессу, в ней появилось достаточно статей, авторы которых утверждали, что мы, мол, прячемся за спины детей, что мы готовы кровью улицы залить, и прочий бред. Это подлость, и так она и должна быть названа.
– О чем я вас не спросила, а вам, тем не менее, хотелось бы сказать?
– (пауза; после короткого размышления) Сейчас русская община пребывает не в лучшем состоянии. Каждый испытывает большие личные проблемы, в стране кризис. Но не отчаивайтесь, у нас есть будущее. За последние триста лет, что русские жили в Латвии, они много раз демонстрировали образцы выживания. И посмотрите на Ригу, она построена в основном нашими руками, и есть у нас будущее. И ЗаПЧЕЛ поможет, чтобы оно стало светлым. Будет и на нашей улице праздник.
В день светлой Пасхи
– Благодарю вас, и, как говорят на радио-телевидении, оставайтесь с нами. Последний вопрос, вернее, просьба. В своей краткой автобиографии в традиционной графе «ваше хобби» вы в числе прочего написали – стихосложение. Это, признаться, еще один неожиданный штрих к, так сказать, «портрету героя». Не прочитаете под занавес стихотворение собственного сочинения?
(Читает наизусть и, закончив, сообщает: «Это писано накануне школьной забастовки в апреле 2004 года. Строчки родились как раз во время Пасхальной молитвы…»)
Христос Воскресе, и надежду в душе нетленной не убить.
Наденем белые одежды с молитвой: «Русской школе – быть!».
И снова выйдем к Эспланаде, чтоб защитить родную речь.
Готовы Русской Школы ради стеною встать и в землю лечь.